1 января 1935 года в СССР отменили карточки на хлеб. Предпосылками для отмены послужили относительно урожайные предшествовавшие годы, за счет чего увеличились заготовки хлеба, а так же политика стимулирования дальнейшего производства увеличением закупочных цен. Впрочем, не все было так просто. Через несколько дней после провозглашения политического решения пленума ЦК об отмене карточек, были установлены новые розничные цены на ржаной и пшеничный хлеб, и значительно выросли цены на муку. Наиболее распространенной стала цена на пшеничный хлеб 1 рубль за килограмм - вдвое больше старой «нормальной» цены и на треть меньше старой коммерческой. К тому же свободная продажа во многих местах ограничивалась лимитом по отпуску товаров в одни руки
Отношение населения к отмене хлебных карточек было очень конкретным и пестрым. Оно зависело от того, принесла ли реформа облегчение данной семье или нет. Довольно общим являлось недовольство ценой на хлеб. Оно слышалось не только от крестьян ("Хлеб мы сдавали по 1 рублю 20 копеек за пуд, а нам продают по рублю за килограмм"), от малообеспеченных, многосемейных, но и от высокооплачиваемых индустриальных рабочих, которые привыкли получать хлеб по низкой цене ("Если при карточной системе мне на семью паек обходился в месяц 42 рубля, то теперь за 4 пуда хлеба я должен отдать 160 рублей"). Хотя с отменой карточек население получило прибавку к зарплате (индустриальные рабочие - наибольшую по сравнению с другими группами населения), это не компенсировало полностью возросших затрат на покупку хлеба. Недовольны были и те, кто придерживал хлеб до весны, чтобы подороже продать его. Жалобы на цены, однако, не означали, что у людей не хватало денег на покупку хлеба. Донесения НКВД свидетельствуют, что население, устав за годы карточной системы от черного хлеба низкого качества, повсеместно покупало дорогой белый хлеб из муки высшего помола, что вызвало в некоторых местах затоваривание черствым черным хлебом. Жалобы на высокую цену были скорее следствием иждивенческих настроений, которые формировала пайковая система с искусственно низкими ценами.
В районах, хорошо подготовившихся к свободной торговле, преобладали положительные отзывы населения. Там же, где местное руководство не обеспечило нормального хода торговли, население требовало восстановления карточной системы.
О разбросе мнений свидетельствуют сводки НКВД:
Киев: "С отменой карточек получилось совсем не так, как писали. Фактически получилось, что вздорожал хлеб и никаких 17 сортов хлеба нет, а самое главное, нет ни круп, ни муки, ни макарон, которые обещали в неограниченном количестве по пониженной цене (одновременно с хлебньми карточками отменялись карточки на муку и крупу. - Е. О.). Сахар тоже исчез".
Кривой Рог: "Первые два дня после отмены хлебных карточек было ничего, а потом у каждого магазина стали возникать очереди. Сначала с 5-ти часов утра, затем с 2-х часов ночи, затем всю ночь, а затем говорить страшно. Содом и Гоморра. Когда подходишь к магазину, то невольно вспоминаешь штурм Зимнего дворца. Тысячная толпа всей массой прет на магазин, звон стекла, треск дверей и стоек в магазине. Продавцы влезают на стойки, прижатые к стене. В толпе и над толпой - ругань и крики. Бабий пронзительный крик, вырвавшись раз, больше не повторяется - она затоптана. Сколько их передавили, плюс детей. Часто вызывают вооруженную часть войск ГПУ. Милиция ничего не может сделать - ее бьет и гонит озверелый народ. На весь Кривой Рог, Кривстрой и окружающие железнодорожные станции хлебозавод выпекает 8 тонн муки".
"У нас в Смоленске стало хорошо после отмены карточной системы. Магазины загружены первосортными товарами и продуктами, цены понижены (видимо, по сравнению с коммерческими. - Е. О.), так что жизнь стала много легче".
Северный Кавказ: "Отмена хлебных карточек для нас очень хорошо. Хлеб продают свежий, бери сколько хочешь".
Люди старались использовать момент и сделать запасы на случай новых затруднений, в наступлении которых мало кто сомневался. Сушили сухари. Особую недоверчивость и предусмотрительность проявляли крестьяне. Торговля хлебом разворачивалась в основном в городах, где концентрировалась торговая сеть. Крестьянский хлебный десант появился в городах не сразу. Вначале прибыли разведчики - представители колхозов, дабы убедиться, действительно ли хлеб продается свободно. Затем города заполнили уполномоченные сельских обществ, снабженные деньгами от односельчан и разрешениями сельсоветов на поездку. В их командировочных удостоверениях так и было записано: "Цель поездки - приобретение хлеба". У одной из таких крестьянских групп милиция обнаружила 600 рублей и сотни килограммов хлеба. Крестьяне приезжали и целыми семьями.
Сотни человек с подводами оставались ночевать на улицах, чтобы занять очередь с утра. Скупали хлеб мешками, обходя подряд все магазины. Часть хлеба отправлялась по железной дороге багажом. На станции Винница, например, НКВД обнаружил 30 мешков с печеным хлебом - 1613 кг. Хлеб шел не только на собственное потребление крестьян, но и на корм скоту. Вновь оживилось самогоноварение. Скупка хлеба в магазинах для некоторых крестьян превратилась в бизнес - они перепродавали затем хлеб на рынке. Эта деятельность, по терминологии НКВД, "скупка хлеба для группового потребления", не подпадала ни под одну статью уголовного кодекса и вызвала растерянность "органов", которые не знали, арестовывать закупщиков или нет.
Газеты пестрели победными и хвастливыми заголовками, но хлебная карточка не торопилась покидать социалистическую экономику. Ресурсов государства для свободной продажи хлеба не хватало. Во многих регионах мощности хлебопечения были ограничены, плохо оборудованные магазины и пекарни находились в антисанитарном состоянии, квалификация работников оставалась низкой. Отмечались случаи, когда из-за недостатка мощностей хлебопечения местные власти организовывали выпечку хлеба по частным квартирам. Строго говоря, неограниченной продажи хлеба как не было, так и не стало. Для каждого магазина планом устанавливались ежедневные и месячные объемы продажи (лимиты), превышать которые не разрешалось. Ограничивались и размеры покупки - 2 кг в одни руки.
К середине января 1935 года свободная продажа хлеба почти повсеместно прекратилась - были израсходованы месячные лимиты торговли. В Рязани, например, только за три дня свободной торговли в январе продали 66% месячного лимита хлеба. Дневная норма распродавалась за пару часов. Нужно было ждать новых фондов, которые не могли поступить в торговлю ранее следующего месяца.
Донесения НКВД за январь - апрель 1935 года полны сообщениями о рецидивах карточной системы. Директора предприятий, отделы рабочего снабжения, торги, райкомы то там, то тут вновь вводили нормы, прикрепления к магазинам, списки. Установленная для открытой торговли норма продажи хлеба (2 кг в одни руки) повсеместно снижалась и колебалась от 300 гр до одного килограмма на человека. В некоторых местах открытая торговля вообще была свернута, там вернулись к нормам и иерархии снабжения 1931-35 годов, и даже к старым пайковым ценам. Вводя карточки, местное руководство стремилось защитить интересы городских трудящихся,
Поскольку восстановление карточек шло "снизу", стихийно, нормы и принципы распределения в разных регионах отличались. В одних регионах местные власти следовали уже известной им по временам карточной системы модели снабжения, в других местах появились новые стратификации: промышленные рабочие получали по 1 кг хлеба, рабочие, связанные с сельским хозяйством, по 500-600 гр; или хлеб выдавался производственным рабочим, строители его не получали; или холостяки получали 1 кг, малосемейные - 1-1,5 кг, многосемейные - 3-4 кг. Как и раньше, карточки выполняли роль кнута и пряника, с помощью которых местное руководство пыталось заставить людей работать. В ряде мест доходило до крайностей - паек выдавался только при выполнении рабочей нормы.
Открытой торговли не получилось. Вопреки решениям пленума и директивам партии страна вновь сползала к нормированному распределению. Однако руководство страны твердо держалось принятого решения - карточки должны быть отменены. Не в состоянии обеспечить открытую торговлю экономически, Политбюро пыталось репрессиями остановить стихийное возвращение к карточной системе. К уголовной ответственности привлекались не только те, кто обвешивал покупателей, воровал, самовольно повышал цены, пек плохой хлеб, но и те, кто нарушил постановление правительства о свободной продаже хлеба - вводил несанкционированные нормы и карточки.
За счет концентрации хлебных ресурсов руководству страны к середине весны удалось нормализовать хлебную торговлю в крупных промышленных центрах. В остальных городах и особенно сельских районах положение оставалось неблагополучным, торговля хлебом шла с перебоями, рецидивы карточной системы повторялись.
Вслед за хлебными, с 1 октября 1935 года, отменили карточки на мясные и рыбные продукты, жиры, сахар и картофель, а к концу второй пятилетки,с 1 января 1936 года, и карточки на непродовольственные товары. Обе реформы прошли с политическим шумом, как и отмена хлебных карточек. Символизируя конец распределения и начало эры торговли, Наркомат снабжения в 1934 году был упразднен, вместо него появилось два новых - Наркомат внутренней торговли (с 1938 года Наркомат торговли) и Наркомат пищевой промышленности.
Жизнь, однако, показала, что реформы открытой торговли выполнили роль косметического ремонта. Они представляли тот максимум преобразований, на который Политбюро готово было пойти для оздоровления экономического положения в стране.
"Свободная" торговля не означала свободы предпринимательства. Монопольным производителем в стране по-прежнему оставалась государственная промышленность. Хотя за годы первых пятилеток легкая и пищевая индустрия не стояли на месте, общий уровень производства был недостаточным для удовлетворения потребностей населения. К концу третьей пятилетки, в 1940 году, легкая промышленность производила в год на душу населения всего лишь 16 м хлопчатобумажных, 90 см шерстяных и 40 см шелковых тканей, менее трех пар носков и чулок, пару кожаной обуви, менее одной пары белья. Новые отрасли легкой промышленности только начинали свое развитие. В 1937 году в стране производилось 2 часов на каждые сто человек населения; 4 патефона, 3 швейные машины, 3 велосипеда, 2 фотоаппарата и 1 радиоприемник на каждую тысячу человек; 6 мотоциклов на каждые 100 тысяч человек. Государственная пищевая промышленность, хотя и расширила объемы производства, выпускала в год (1940) на душу населения всего лишь 13 кг сахара, 8-9 кг мяса и рыбы, около 40 кг молочных продуктов, около 5 кг растительного масла, 7 банок консервов, 5 кг кондитерских изделий, 4 кг мыла (З).
Приведенные цифры - это данные о размерах производства. В магазины попадало гораздо меньше, так как значительная часть продукции шла на внерыночное потребление - снабжение государственных учреждений, изготовление спецодежды, промышленную переработку и прочее. Во второй пятилетке внерыночное потребление несколько сократилось, но с началом третьей вновь стало быстро расти. За весь 1939 год в розничную торговлю в расчете на одного человека поступило всего лишь немногим более полутора килограммов мяса, два килограмма колбасных изделий, около килограмма масла, порядка пяти килограммов кондитерских изделий и крупы. Треть промышленного производства сахара шла на внерыночное потребление. Рыночный фонд муки был относительно большим - 108 кг на человека в год, но и это составляло всего лишь около 300 гр в день.
Внерыночное потребление "съедало" и огромную часть фондов непродовольственных товаров: только половина произведенных хлопчатобумажных и льняных тканей, треть шерстяных тканей поступали в торговлю.
На деле потребитель получал и того меньше. Потери от порчи при перевозке и хранении были велики.К концу второй пятилетки в системе Наркомпищепрома имелось всего лишь 207 холодильников с машинным охлаждением. Только к началу 40-х годов наряду с мясом, рыбой, маслом в холодильниках начали хранить фрукты, сыр, маргарин, овощи. В официальных документах это числилось в ряду важнейших достижений третьей пятилетки. Бытовые холодильники были недосягаемой роскошью. В холодное время горожане хранили продукты в сумках за окном, в летнее время изобретали другие способы, например, оставляли масло в холодной воде.
Низкие капиталовложения в легкую и пищевую промышленность являлись главной причиной недостаточных объемов производства товаров народного потребления.
Приоритеты во внутренней политике в период открытой торговли оставались теми же, что и в период карточек - развитие тяжелой индустрии и милитаризация осуществлялись в первую очередь. Вторая пятилетка была самым благоприятным в 30-е годы временем для развития отраслей, производящих предметы потребления.
Товарный дефицит обострялся не только уменьшением рыночных фондов, но и быстрым ростом денежных доходов населения. За исключением тяжелой индустрии зарплата в промышленности росла быстрее, чем производительность труда. Увеличивались год от года доходы колхозников от рыночной торговли. Низкое предложение товаров в торговле приводило к тому, что кассовый план Госбанка не выполнялся, выплаченные населению деньги не возвращались в госбюджет.
Дефицит бюджета все также покрывался денежной эмиссией. Общее количество денег в обращении к концу 1940-го выросло по сравнению с началом 1938 года почти вдвое, тогда как физический объем товарооборота снизился и в расчете на душу населения упал до уровня конца второй пятилетки. В обострении товарного дефицита играла роль и политика цен. Правительство искусственно сдерживало рост цен на товары наибольшего спроса: хлеб, муку, крупу, макароны. С октября 1935 до сентября 1946 года, несмотря на кризисы и войны, цены на эти продукты практически оставались неизменными.
Скудость государственного снабжения показывают не только данные о производстве товаров, но и данные о развитии государственной торговой сети. В период открытой торговли она оставалась недостаточной для огромной страны, все также концентрировалась в городах. В среднем каждые 10 тысяч человек населения к концу третьей пятилетки обслуживал 21 магазин (всего на 3 магазина больше, чем в период карточной системы). В основном это были мелкие предприятия, более половины городских магазинов имели оборот всего лишь 100-200 рублей в день. Крупных магазинов с оборотом от 1000 до 5500 рублей в день насчитывалось менее 3 тысяч (около 6% городских предприятий торговли). Они сосредотачивались в крупных городах и обеспечивали почти половину городского товарооборота. Специализированных фирменных магазинов, появление которых ознаменовало наступление эры открытой торговли, насчитывались единицы - в 1940 году один мясо-рыбный или плодоовощной магазин на 2 города или городских поселка, магазин культтоваров на 4-5 городов, один специализированный магазин обуви, тканей, швейных изделий на 15-17 городов.
Товарный дефицит в открытой торговле, таким образом, сохранялся. Он то несколько смягчался, как во время второй пятилетки, то вновь обострялся, как на рубеже 30-40-х годов. Конечно, между товарным дефицитом карточной системы и недостатком товаров в открытой торговле второй половины 30-х существовала разница.
В годы первой пятилетки не было самого необходимого. Нитки, иголки, конверты, да что ни назови - все исчезло. В период открытой торговли появилось то, что ранее казалось роскошью. Однако если посчастливилось напасть, например, на продажу фотобумаги, то нужно было простоять полдня в очереди, чтобы купить один пакет. Или стало возможным купить сервиз - недосягаемая вещь в период первой пятилетки, но нужно было потратить день, чтобы найти магазин, куда завезли сервизы, и отстоять огромную очередь.
Торговые планы составлялись Наркомторгом СССР и утверждались Политбюро, которое по-прежнему представляло высшую "торговую" инстанцию в стране. Без его санкции не решался ни один вопрос - когда крестьянин мог везти зерно и картошку на рынок, сколько должен стоить кусок мыла, жителей какого города осчастливить открытием нового магазина. Подобно тому как Наркомторг СССР подчинялся высшему партийному руководству и правительству, его организации на местах, торги,- подчинялись местным партийным комитетам и исполкомам Советов. По сравнению с первой половиной 30-х годов процедура планирования нисколько не упростилась. С конца 1937 года перед утверждением Политбюро планы рассматривались Экономическим Советом Совнаркома, а с 1938 года альтернативный план торговли стал составлять Госплан.
Источник http://ganfayter.livejournal.com/97477.html
Отношение населения к отмене хлебных карточек было очень конкретным и пестрым. Оно зависело от того, принесла ли реформа облегчение данной семье или нет. Довольно общим являлось недовольство ценой на хлеб. Оно слышалось не только от крестьян ("Хлеб мы сдавали по 1 рублю 20 копеек за пуд, а нам продают по рублю за килограмм"), от малообеспеченных, многосемейных, но и от высокооплачиваемых индустриальных рабочих, которые привыкли получать хлеб по низкой цене ("Если при карточной системе мне на семью паек обходился в месяц 42 рубля, то теперь за 4 пуда хлеба я должен отдать 160 рублей"). Хотя с отменой карточек население получило прибавку к зарплате (индустриальные рабочие - наибольшую по сравнению с другими группами населения), это не компенсировало полностью возросших затрат на покупку хлеба. Недовольны были и те, кто придерживал хлеб до весны, чтобы подороже продать его. Жалобы на цены, однако, не означали, что у людей не хватало денег на покупку хлеба. Донесения НКВД свидетельствуют, что население, устав за годы карточной системы от черного хлеба низкого качества, повсеместно покупало дорогой белый хлеб из муки высшего помола, что вызвало в некоторых местах затоваривание черствым черным хлебом. Жалобы на высокую цену были скорее следствием иждивенческих настроений, которые формировала пайковая система с искусственно низкими ценами.
В районах, хорошо подготовившихся к свободной торговле, преобладали положительные отзывы населения. Там же, где местное руководство не обеспечило нормального хода торговли, население требовало восстановления карточной системы.
О разбросе мнений свидетельствуют сводки НКВД:
Киев: "С отменой карточек получилось совсем не так, как писали. Фактически получилось, что вздорожал хлеб и никаких 17 сортов хлеба нет, а самое главное, нет ни круп, ни муки, ни макарон, которые обещали в неограниченном количестве по пониженной цене (одновременно с хлебньми карточками отменялись карточки на муку и крупу. - Е. О.). Сахар тоже исчез".
Кривой Рог: "Первые два дня после отмены хлебных карточек было ничего, а потом у каждого магазина стали возникать очереди. Сначала с 5-ти часов утра, затем с 2-х часов ночи, затем всю ночь, а затем говорить страшно. Содом и Гоморра. Когда подходишь к магазину, то невольно вспоминаешь штурм Зимнего дворца. Тысячная толпа всей массой прет на магазин, звон стекла, треск дверей и стоек в магазине. Продавцы влезают на стойки, прижатые к стене. В толпе и над толпой - ругань и крики. Бабий пронзительный крик, вырвавшись раз, больше не повторяется - она затоптана. Сколько их передавили, плюс детей. Часто вызывают вооруженную часть войск ГПУ. Милиция ничего не может сделать - ее бьет и гонит озверелый народ. На весь Кривой Рог, Кривстрой и окружающие железнодорожные станции хлебозавод выпекает 8 тонн муки".
"У нас в Смоленске стало хорошо после отмены карточной системы. Магазины загружены первосортными товарами и продуктами, цены понижены (видимо, по сравнению с коммерческими. - Е. О.), так что жизнь стала много легче".
Северный Кавказ: "Отмена хлебных карточек для нас очень хорошо. Хлеб продают свежий, бери сколько хочешь".
Люди старались использовать момент и сделать запасы на случай новых затруднений, в наступлении которых мало кто сомневался. Сушили сухари. Особую недоверчивость и предусмотрительность проявляли крестьяне. Торговля хлебом разворачивалась в основном в городах, где концентрировалась торговая сеть. Крестьянский хлебный десант появился в городах не сразу. Вначале прибыли разведчики - представители колхозов, дабы убедиться, действительно ли хлеб продается свободно. Затем города заполнили уполномоченные сельских обществ, снабженные деньгами от односельчан и разрешениями сельсоветов на поездку. В их командировочных удостоверениях так и было записано: "Цель поездки - приобретение хлеба". У одной из таких крестьянских групп милиция обнаружила 600 рублей и сотни килограммов хлеба. Крестьяне приезжали и целыми семьями.
Сотни человек с подводами оставались ночевать на улицах, чтобы занять очередь с утра. Скупали хлеб мешками, обходя подряд все магазины. Часть хлеба отправлялась по железной дороге багажом. На станции Винница, например, НКВД обнаружил 30 мешков с печеным хлебом - 1613 кг. Хлеб шел не только на собственное потребление крестьян, но и на корм скоту. Вновь оживилось самогоноварение. Скупка хлеба в магазинах для некоторых крестьян превратилась в бизнес - они перепродавали затем хлеб на рынке. Эта деятельность, по терминологии НКВД, "скупка хлеба для группового потребления", не подпадала ни под одну статью уголовного кодекса и вызвала растерянность "органов", которые не знали, арестовывать закупщиков или нет.
Газеты пестрели победными и хвастливыми заголовками, но хлебная карточка не торопилась покидать социалистическую экономику. Ресурсов государства для свободной продажи хлеба не хватало. Во многих регионах мощности хлебопечения были ограничены, плохо оборудованные магазины и пекарни находились в антисанитарном состоянии, квалификация работников оставалась низкой. Отмечались случаи, когда из-за недостатка мощностей хлебопечения местные власти организовывали выпечку хлеба по частным квартирам. Строго говоря, неограниченной продажи хлеба как не было, так и не стало. Для каждого магазина планом устанавливались ежедневные и месячные объемы продажи (лимиты), превышать которые не разрешалось. Ограничивались и размеры покупки - 2 кг в одни руки.
К середине января 1935 года свободная продажа хлеба почти повсеместно прекратилась - были израсходованы месячные лимиты торговли. В Рязани, например, только за три дня свободной торговли в январе продали 66% месячного лимита хлеба. Дневная норма распродавалась за пару часов. Нужно было ждать новых фондов, которые не могли поступить в торговлю ранее следующего месяца.
Донесения НКВД за январь - апрель 1935 года полны сообщениями о рецидивах карточной системы. Директора предприятий, отделы рабочего снабжения, торги, райкомы то там, то тут вновь вводили нормы, прикрепления к магазинам, списки. Установленная для открытой торговли норма продажи хлеба (2 кг в одни руки) повсеместно снижалась и колебалась от 300 гр до одного килограмма на человека. В некоторых местах открытая торговля вообще была свернута, там вернулись к нормам и иерархии снабжения 1931-35 годов, и даже к старым пайковым ценам. Вводя карточки, местное руководство стремилось защитить интересы городских трудящихся,
Поскольку восстановление карточек шло "снизу", стихийно, нормы и принципы распределения в разных регионах отличались. В одних регионах местные власти следовали уже известной им по временам карточной системы модели снабжения, в других местах появились новые стратификации: промышленные рабочие получали по 1 кг хлеба, рабочие, связанные с сельским хозяйством, по 500-600 гр; или хлеб выдавался производственным рабочим, строители его не получали; или холостяки получали 1 кг, малосемейные - 1-1,5 кг, многосемейные - 3-4 кг. Как и раньше, карточки выполняли роль кнута и пряника, с помощью которых местное руководство пыталось заставить людей работать. В ряде мест доходило до крайностей - паек выдавался только при выполнении рабочей нормы.
Открытой торговли не получилось. Вопреки решениям пленума и директивам партии страна вновь сползала к нормированному распределению. Однако руководство страны твердо держалось принятого решения - карточки должны быть отменены. Не в состоянии обеспечить открытую торговлю экономически, Политбюро пыталось репрессиями остановить стихийное возвращение к карточной системе. К уголовной ответственности привлекались не только те, кто обвешивал покупателей, воровал, самовольно повышал цены, пек плохой хлеб, но и те, кто нарушил постановление правительства о свободной продаже хлеба - вводил несанкционированные нормы и карточки.
За счет концентрации хлебных ресурсов руководству страны к середине весны удалось нормализовать хлебную торговлю в крупных промышленных центрах. В остальных городах и особенно сельских районах положение оставалось неблагополучным, торговля хлебом шла с перебоями, рецидивы карточной системы повторялись.
Вслед за хлебными, с 1 октября 1935 года, отменили карточки на мясные и рыбные продукты, жиры, сахар и картофель, а к концу второй пятилетки,с 1 января 1936 года, и карточки на непродовольственные товары. Обе реформы прошли с политическим шумом, как и отмена хлебных карточек. Символизируя конец распределения и начало эры торговли, Наркомат снабжения в 1934 году был упразднен, вместо него появилось два новых - Наркомат внутренней торговли (с 1938 года Наркомат торговли) и Наркомат пищевой промышленности.
Жизнь, однако, показала, что реформы открытой торговли выполнили роль косметического ремонта. Они представляли тот максимум преобразований, на который Политбюро готово было пойти для оздоровления экономического положения в стране.
"Свободная" торговля не означала свободы предпринимательства. Монопольным производителем в стране по-прежнему оставалась государственная промышленность. Хотя за годы первых пятилеток легкая и пищевая индустрия не стояли на месте, общий уровень производства был недостаточным для удовлетворения потребностей населения. К концу третьей пятилетки, в 1940 году, легкая промышленность производила в год на душу населения всего лишь 16 м хлопчатобумажных, 90 см шерстяных и 40 см шелковых тканей, менее трех пар носков и чулок, пару кожаной обуви, менее одной пары белья. Новые отрасли легкой промышленности только начинали свое развитие. В 1937 году в стране производилось 2 часов на каждые сто человек населения; 4 патефона, 3 швейные машины, 3 велосипеда, 2 фотоаппарата и 1 радиоприемник на каждую тысячу человек; 6 мотоциклов на каждые 100 тысяч человек. Государственная пищевая промышленность, хотя и расширила объемы производства, выпускала в год (1940) на душу населения всего лишь 13 кг сахара, 8-9 кг мяса и рыбы, около 40 кг молочных продуктов, около 5 кг растительного масла, 7 банок консервов, 5 кг кондитерских изделий, 4 кг мыла (З).
Приведенные цифры - это данные о размерах производства. В магазины попадало гораздо меньше, так как значительная часть продукции шла на внерыночное потребление - снабжение государственных учреждений, изготовление спецодежды, промышленную переработку и прочее. Во второй пятилетке внерыночное потребление несколько сократилось, но с началом третьей вновь стало быстро расти. За весь 1939 год в розничную торговлю в расчете на одного человека поступило всего лишь немногим более полутора килограммов мяса, два килограмма колбасных изделий, около килограмма масла, порядка пяти килограммов кондитерских изделий и крупы. Треть промышленного производства сахара шла на внерыночное потребление. Рыночный фонд муки был относительно большим - 108 кг на человека в год, но и это составляло всего лишь около 300 гр в день.
Внерыночное потребление "съедало" и огромную часть фондов непродовольственных товаров: только половина произведенных хлопчатобумажных и льняных тканей, треть шерстяных тканей поступали в торговлю.
На деле потребитель получал и того меньше. Потери от порчи при перевозке и хранении были велики.К концу второй пятилетки в системе Наркомпищепрома имелось всего лишь 207 холодильников с машинным охлаждением. Только к началу 40-х годов наряду с мясом, рыбой, маслом в холодильниках начали хранить фрукты, сыр, маргарин, овощи. В официальных документах это числилось в ряду важнейших достижений третьей пятилетки. Бытовые холодильники были недосягаемой роскошью. В холодное время горожане хранили продукты в сумках за окном, в летнее время изобретали другие способы, например, оставляли масло в холодной воде.
Низкие капиталовложения в легкую и пищевую промышленность являлись главной причиной недостаточных объемов производства товаров народного потребления.
Приоритеты во внутренней политике в период открытой торговли оставались теми же, что и в период карточек - развитие тяжелой индустрии и милитаризация осуществлялись в первую очередь. Вторая пятилетка была самым благоприятным в 30-е годы временем для развития отраслей, производящих предметы потребления.
Товарный дефицит обострялся не только уменьшением рыночных фондов, но и быстрым ростом денежных доходов населения. За исключением тяжелой индустрии зарплата в промышленности росла быстрее, чем производительность труда. Увеличивались год от года доходы колхозников от рыночной торговли. Низкое предложение товаров в торговле приводило к тому, что кассовый план Госбанка не выполнялся, выплаченные населению деньги не возвращались в госбюджет.
Дефицит бюджета все также покрывался денежной эмиссией. Общее количество денег в обращении к концу 1940-го выросло по сравнению с началом 1938 года почти вдвое, тогда как физический объем товарооборота снизился и в расчете на душу населения упал до уровня конца второй пятилетки. В обострении товарного дефицита играла роль и политика цен. Правительство искусственно сдерживало рост цен на товары наибольшего спроса: хлеб, муку, крупу, макароны. С октября 1935 до сентября 1946 года, несмотря на кризисы и войны, цены на эти продукты практически оставались неизменными.
Скудость государственного снабжения показывают не только данные о производстве товаров, но и данные о развитии государственной торговой сети. В период открытой торговли она оставалась недостаточной для огромной страны, все также концентрировалась в городах. В среднем каждые 10 тысяч человек населения к концу третьей пятилетки обслуживал 21 магазин (всего на 3 магазина больше, чем в период карточной системы). В основном это были мелкие предприятия, более половины городских магазинов имели оборот всего лишь 100-200 рублей в день. Крупных магазинов с оборотом от 1000 до 5500 рублей в день насчитывалось менее 3 тысяч (около 6% городских предприятий торговли). Они сосредотачивались в крупных городах и обеспечивали почти половину городского товарооборота. Специализированных фирменных магазинов, появление которых ознаменовало наступление эры открытой торговли, насчитывались единицы - в 1940 году один мясо-рыбный или плодоовощной магазин на 2 города или городских поселка, магазин культтоваров на 4-5 городов, один специализированный магазин обуви, тканей, швейных изделий на 15-17 городов.
Товарный дефицит в открытой торговле, таким образом, сохранялся. Он то несколько смягчался, как во время второй пятилетки, то вновь обострялся, как на рубеже 30-40-х годов. Конечно, между товарным дефицитом карточной системы и недостатком товаров в открытой торговле второй половины 30-х существовала разница.
В годы первой пятилетки не было самого необходимого. Нитки, иголки, конверты, да что ни назови - все исчезло. В период открытой торговли появилось то, что ранее казалось роскошью. Однако если посчастливилось напасть, например, на продажу фотобумаги, то нужно было простоять полдня в очереди, чтобы купить один пакет. Или стало возможным купить сервиз - недосягаемая вещь в период первой пятилетки, но нужно было потратить день, чтобы найти магазин, куда завезли сервизы, и отстоять огромную очередь.
Торговые планы составлялись Наркомторгом СССР и утверждались Политбюро, которое по-прежнему представляло высшую "торговую" инстанцию в стране. Без его санкции не решался ни один вопрос - когда крестьянин мог везти зерно и картошку на рынок, сколько должен стоить кусок мыла, жителей какого города осчастливить открытием нового магазина. Подобно тому как Наркомторг СССР подчинялся высшему партийному руководству и правительству, его организации на местах, торги,- подчинялись местным партийным комитетам и исполкомам Советов. По сравнению с первой половиной 30-х годов процедура планирования нисколько не упростилась. С конца 1937 года перед утверждением Политбюро планы рассматривались Экономическим Советом Совнаркома, а с 1938 года альтернативный план торговли стал составлять Госплан.
Источник http://ganfayter.livejournal.com/97477.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий