13 января 1931 года коллегия Наркомснаба приняла постановление "О введении единой системы снабжения трудящихся по заборным книжкам": страна переходила на карточную систему, и с конца месяца условия жизни (а часто и возможность выжить) стала определять принадлежность к тому или иному списку снабжения.
У этого была своя предыстория: кризис нэпа и крах государственных хлебозаготовок (их побил частный предприниматель — он давал за хлеб большую цену и был гораздо разворотливей), планы ускоренной индустриализации с последующей коллективизацией, масштабный кризис снабжения. Коллективизация имела непредвиденные последствия: рухнули хлебный и мясной рынки, резко увеличилась денежная масса, случаи продовольственных беспорядков исчислялись тысячами. Сталин ответил на это выдержанной в его духе пиаровской акцией: ОГПУ раскрыло контрреволюционную организацию "вредителей снабжения", было расстреляно 48 "вредителей по мясу, овощам и консервам".
Благодаря карточкам начинает складываться присущая советской системе "иерархия бедности". На вершине пирамиды стояли распределители руководящих работников центральных учреждений, где снабжались секретари ЦК ВКП(б), наркомы и их замы, внизу находились те, кто вообще не получал карточек, крестьяне и "лишенцы". Так СССР превратился в страну номенклатуры, и по мере углубления продовольственного кризиса эта система крепла - элита защищала свои привилегии. На западном фоне они выглядели бледно.
Уровень жизни члена ЦК в тридцатые годы был сопоставим с жизнью американского "среднего класса", с доходом около ста долларов в месяц. Квартира в три-четыре комнаты, сытный, но простой паек, простая одежда, машина, дача (и то, и другое - казенное)... Зато питавшийся "по усиленным нормам" советский индустриальный рабочий жил значительно хуже американского безработного. Три четверти буханки черного хлеба, несколько ломтей белого, овощной суп с маленьким кусочком рыбы, сорок граммов мяса, две картофелины, стакан молока в три-четыре дня (его обычно отдавали детям). Лишняя рубашка, лишняя тарелка полагавшихся стахановцам пустых щей в этих условиях были важной привилегией.
Но рядом с жестко стратифицированной карточной системой в СССР продолжал существовать рынок. В 1935 году за спекуляцию судили 105 тысяч человек, и это лишь верхушка айсберга: современные исследователи полагают, что каждый советский гражданин в той или иной степени участвовал в деятельности черного рынка. Люди не могли сопротивляться режиму; но они выживали, и это тоже противоречило законам страны. В 1932 году мешочники вывозили из Москвы до 17 тысяч пудов хлеба в сутки - голодной деревне надо было кормить детей. На заводе "Треугольник" в 1932 году было украдено 100 тысяч пар калош - кормить детей надо было и рабочим. По стране шел вал хищений: исчезали сотни тысяч пудов хлеба (в одной Москве - до 12 вагонов в день), в 1932 году в мясосовхозах было украдено 10 тысяч коров. Одновременно сохранялся и частный бизнес: существовавшие под прикрытием общественных организаций частные пекарни, столовые, слесарные мастерские - и ОГПУ не могло их искоренить.
Главной собственностью номенклатуры были связанные с привилегиями должности, и во время горбачевских реформ она успешно конвертировала их в частную собственность: заместители министров стали главами концернов. А советская школа выживания многое определила в подчинявшемся лишь "закону "калашникова" раннем постсоветском капитализме.
Источник http://izvestia.ru/news/272267#ixzz3x3IBAqYR
У этого была своя предыстория: кризис нэпа и крах государственных хлебозаготовок (их побил частный предприниматель — он давал за хлеб большую цену и был гораздо разворотливей), планы ускоренной индустриализации с последующей коллективизацией, масштабный кризис снабжения. Коллективизация имела непредвиденные последствия: рухнули хлебный и мясной рынки, резко увеличилась денежная масса, случаи продовольственных беспорядков исчислялись тысячами. Сталин ответил на это выдержанной в его духе пиаровской акцией: ОГПУ раскрыло контрреволюционную организацию "вредителей снабжения", было расстреляно 48 "вредителей по мясу, овощам и консервам".
Благодаря карточкам начинает складываться присущая советской системе "иерархия бедности". На вершине пирамиды стояли распределители руководящих работников центральных учреждений, где снабжались секретари ЦК ВКП(б), наркомы и их замы, внизу находились те, кто вообще не получал карточек, крестьяне и "лишенцы". Так СССР превратился в страну номенклатуры, и по мере углубления продовольственного кризиса эта система крепла - элита защищала свои привилегии. На западном фоне они выглядели бледно.
Уровень жизни члена ЦК в тридцатые годы был сопоставим с жизнью американского "среднего класса", с доходом около ста долларов в месяц. Квартира в три-четыре комнаты, сытный, но простой паек, простая одежда, машина, дача (и то, и другое - казенное)... Зато питавшийся "по усиленным нормам" советский индустриальный рабочий жил значительно хуже американского безработного. Три четверти буханки черного хлеба, несколько ломтей белого, овощной суп с маленьким кусочком рыбы, сорок граммов мяса, две картофелины, стакан молока в три-четыре дня (его обычно отдавали детям). Лишняя рубашка, лишняя тарелка полагавшихся стахановцам пустых щей в этих условиях были важной привилегией.
Но рядом с жестко стратифицированной карточной системой в СССР продолжал существовать рынок. В 1935 году за спекуляцию судили 105 тысяч человек, и это лишь верхушка айсберга: современные исследователи полагают, что каждый советский гражданин в той или иной степени участвовал в деятельности черного рынка. Люди не могли сопротивляться режиму; но они выживали, и это тоже противоречило законам страны. В 1932 году мешочники вывозили из Москвы до 17 тысяч пудов хлеба в сутки - голодной деревне надо было кормить детей. На заводе "Треугольник" в 1932 году было украдено 100 тысяч пар калош - кормить детей надо было и рабочим. По стране шел вал хищений: исчезали сотни тысяч пудов хлеба (в одной Москве - до 12 вагонов в день), в 1932 году в мясосовхозах было украдено 10 тысяч коров. Одновременно сохранялся и частный бизнес: существовавшие под прикрытием общественных организаций частные пекарни, столовые, слесарные мастерские - и ОГПУ не могло их искоренить.
Главной собственностью номенклатуры были связанные с привилегиями должности, и во время горбачевских реформ она успешно конвертировала их в частную собственность: заместители министров стали главами концернов. А советская школа выживания многое определила в подчинявшемся лишь "закону "калашникова" раннем постсоветском капитализме.
Источник http://izvestia.ru/news/272267#ixzz3x3IBAqYR
Комментариев нет:
Отправить комментарий