Место захоронения располагается ближе к селу Ямок на противоположном берегу реки Тверцы от села Медное. На красной стене мемориала высечены 6311 польских имен и фамилий. В могильных ямах под одними и теми же деревьями лежат и расстрелянные поляки, и советские граждане – свыше пяти тысяч, только имен их нет… Их тайно привозили сюда для захоронения до 1953 года. Это место чекисты облюбовали давно: сначала тут были домики отдыха руководителей центрального аппарата НКВД, затем дачи управления НКВД (УНКВД) по Калининской области и далее дачи КГБ. О чем до сих пор предупреждает облупленная табличка: «Внимание! Вход, въезд на территорию комплекса строго запрещен! Территория охраняется служебными собаками».
Лагерь для польских пленных в Калининской (ныне Тверской) области присмотрели вдали от посторонних глаз – на Селигере, в Ниловой Пустыни – бывшем мужском монастыре. Там содержали в основном бывших польских полицейских, жандармов, пограничников. А в марте из Москвы поступили приказ о проведении операции по «разгрузке» лагеря. Путь этих польских пленных четко вычисляется по документам Управления по делам военнопленных и интернированных (УПВИ) НКВД и Главного управления конвойных войск НКВД. Из лагеря гнали в Осташков на станцию, оттуда по железной дороге в Калинин. Там конвой сдавал свой «груз» УНКВД, где все следы пленных из Осташковского лагеря обрываются.
Когда в конце 1980-х Медное зазвучало в связке с Катынью, из КГБ откликнулись: там, мол, захоронены советские солдаты, умершие в полевом госпитале. В августе 1991 года следственная группа Главной военной прокуратуры (ГВП) СССР провела на территории дач КГБ частичную эксгумацию. Первая же вскрытая яма принесла страшный «улов»: человеческие кости, фрагменты польских мундиров, форменные пуговицы и головные уборы польской тюремной стражи и горных стрелков… У некоторых нашли документы, письма, личные вещи, обрывки польской формы, пуговицы с польским орлом, медальоны… И у всех пулевые отверстия в затылочной части черепов.
17 сентября 1939 года Красная армия ударила в спину польской армии, сражавшейся с вермахтом. В советский плен попали свыше 250 тысяч польских военнослужащих. Сразу пошли расстрелы: лишь за первые недели «освобождения» Западной Белоруссии и Западной Украины чекисты ликвидировали несколько тысяч человек.
5 марта 1940 года Политбюро ЦК ВКП(б) поручило НКВД расстрелять 14700 «бывших польских офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков», содержащихся в трех спецлагерях, да еще 11000 польских «фабрикантов» и чиновников, сидевших в тюрьмах западных областей Белоруссии и Украины. Сталин лично завизировал палаческую директиву резолюцией «за», скрепив ее своей подписью.
НКВД директиву высшей инстанции исполнил, хотя цифры несколько скорректировал. И в мае 1940 года следы 21857 человек, содержавшихся в Осташковском (Калининская область) Козельском (Смоленская) и Старобельском (Харьковская) лагерях и тюрьмах, потерялись навсегда. От них перестали приходить письма, всякое упоминание о них исчезло из документов. Когда в декабре 1941 года глава польского правительства генерал Сикорский на встрече со Сталиным спросил, куда делись тысячи пленных, то услышал: «Они убежали». – «Куда?» – «Ну, в Маньчжурию», – пожал плечами Сталин.
13 апреля 1943-го «Маньчжурия» обнаружилась в Катынском лесу: германское радио сообщило о находке там останков польских офицеров, расстрелянных НКВД. Под присмотром немцев 4143 тела эксгумировала комиссия Польского Красного Креста. Большинство найденных были убиты пистолетным выстрелом в затылок, у некоторых были раны от советских четырехгранных штыков. 2815 человек удалось идентифицировать: все оказались из Козельского лагеря, внезапно опустевшего в апреле-мае 1940 года.
В этот момент и была зачата сталинская контрверсия: злодеяние – дело рук самих гитлеровцев, к которым «бывшие польские военнопленные» якобы попали после отступления советских войск. Зыбкость этого «предположения» просматривалась изначально: не могли же немцы захватить поляков сразу всех трех лагерей, «исчезнувших» в 1940 году! В Козельск части вермахта вошли 8 октября 1941-го, Старобельск пал 12 июля 1942-го, а до Ниловой Пустыни, где был Осташковский лагерь, немцы и вовсе не дошли. Кто поверит, что лагеря с пленными держали в двух шагах от линии фронта почти четыре месяца в одном случае, и свыше года – в другом?
В январе 1944 года так называемая «Специальная комиссия по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров» (комиссия Н. Бурденко) опубликовала свой вывод: поляки расстреляны немцами. Эта версия почти на полвека стала официальной.
Один из бывших сотрудников Центрального государственного архива Советской армии (ЦГАСА, ныне – Российский государственный военный архив) поведал такую историю. В середине 1987 года по указанию Главного архивного управления при Совмине СССР и во исполнение директивы ЦК КПСС от архивистов потребовали провести широкомасштабное выявление всех документов по истории советско-польских отношений. Особое внимание предписали уделить «освободительному походу в Западную Белоруссию и Западную Украину» 1939 года и его последствиям. За предельно короткий срок лишь в нескольких из фондов ЦГАСА (секретариат Наркома обороны, Главного политуправления РККА, Генштаба и др.) был обнаружен колоссальный объем документов, зафиксировавший фактическую сторону событий. В том числе нашли документы, адресованные наркому обороны Ворошилову, освещавшие судьбу военнопленных польской армии, захваченных частями РККА и переданных затем в ведение НКВД.
Все это абсолютно точно указывало, сколько и где содержалось пленных. Рядовых из числа этнических украинцев и белорусов было предложено распустить по домам, предварительно использовав под надзором НКВД на дорожных работах. Весь поток информации обрывался сверхсекретным сообщением, предназначенным лично Ворошилову, как члену Политбюро. Шифротелеграмма из Особого сектора ЦК извещала о принятом «решении Политбюро ЦК ВКП(б)» (читай – Сталина) «по предложению наркома НКВД» (т. е. Л. Берия) распределить по трем специальным лагерям оставшуюся часть военнопленных – особо злостных врагов советской власти: офицеров и генералов, жандармов, капелланов, попутно прихваченных «гражданских» ксендзов, а также бывших военнослужащих польской армии (т. н. осадников) и особенно всех причастных к разведке и контрразведке.
В итоге на одном из заседаний Политбюро Валентин Фалин, высокопоставленный чиновник ЦК КПСС, доложил, что проверка в государственных и ведомственных архивах якобы не выявила каких-либо новых сведений по польским военнопленным…
Но в апреле 1990 года под давлением обстоятельств президент СССР Михаил Горбачев был вынужден сообщить президенту Польши Ярузельскому: обнаружились доказательства, что «расправа с польскими офицерами в Катыни была осуществлена тогдашними руководителями НКВД». Правда, улики те поспешили окрестить «косвенными». С подачи Валентина Фалина полякам солгут, что материалы обнаружены «вне пределов ведомственных архивов. В последних, к сожалению, никаких документов не сохранилось».
Но вскоре выяснилось, что все прекрасно сохранилось и высшее руководство КПСС об этом было хорошо осведомлено. О чем свидетельствовали материалы «Пакета №1», в прочтении которых расписались все генсеки от Хрущева до Горбачева. В пакете были подлинники докладной записки Берии – предложение о ликвидации польских пленных, выписка из протокола заседания Политбюро ЦК ВКП(б) – та самая директива о расстреле; записка председателя КГБ при Совете министров СССР А.Н. Шелепина от 3 марта 1959 года – сведения о расстреле по решению Политбюро 21857 польских граждан и предложение: уничтожить материалы по операции, поскольку они «нае представляют ни оперативного интереса, ни исторической ценности».
В 1990 году прокуратура Харьковской области возбудила уголовное дело по факту обнаружения массовых захоронений советских граждан в дачном поселке Управления КГБ, – рассказывает Анатолий Яблоков. – А прокуратура Калининской области возбудила дело по факту исчезновения в мае 1940 года польских военнопленных из Осташковского лагеря НКВД. Генеральная прокуратура СССР объединила оба этих дела, поручив его Главной военной прокуратуре (ГВП). Я тогда служил в Управлении по реабилитации жертв политических репрессий ГВП СССР и, пока меня не включили в следственную группу, о расстреле поляков вообще не знал. Поручение было четким: установить, что именно случилось, выявив лиц, причастных к этому. Начали мы с работы в архивах. Собственно, на основе архивных материалов мы и выяснили главное: что предшествовало исчезновению поляков, откуда, как и куда их везли, кому передавали. По документам установили и причастных, выявили и допросили некоторых из них. К 1991 году мы уже имели представление, что, собственно, произошло в 1940-м. Затем провели частичные эксгумации. Одновременно наша группа провела экспертизу материалов расследования в Катынском лесу – и международной комиссии, работавшей в 1943 году под присмотром немцев, и советской комиссии Бурденко. Мы пришли к выводу, что обе они были несвободны от политических установок. Работе же комиссии Бурденко и вовсе предшествовала спецоперация по фальсификации улик. Сразу после освобождения Смоленска там работала спецгруппа генерала госбезопасности Леонида Райхмана. Его люди несколько месяцев готовили лжесвидетелей и фабриковали улики, которые должны были доказать, что польских пленных уничтожили немцы. На огромном массиве документов мы абсолютно точно установили: польские пленные, обнаруженные в Катынском лесу, возле Харькова и близ Медного, расстреляны весной 1940 года сотрудниками НКВД. Выявили имена-должности организаторов и исполнителей, установили, как это происходило технически. Все это не было самодеятельностью: пленных уничтожили по приказу высшей инстанции.
Генерал-майор Дмитрий Токарев (ему на момент допроса было почти 90 лет), как вспоминает Анатолий Яблоков, показания дал исчерпывающие: «Говорил просто артистично, память изумительна. И в словах его сквозило явное сожаление, переживание и, быть может, даже раскаяние в содеянном, хотя лично он в расстрелах, видимо, не участвовал. И точно понимал, что совершается преступление».
В марте 1940-го Токарева неожиданно вызвали в Москву вместе с заместителем и комендантом, по поводу чего они даже шутили: вот, едем, мол, со своим комендантом – именно коменданты ведь исполняли смертные приговоры. Поведал Токарев, как на совещании у Кобулова (один из доверенных сотрудников Берии) представители трех УНКВД получили инструктаж о расстреле. Как почти месяц готовились к приему пленных, как в Калинин из Москвы прибыла группа высоких чинов: начальник Главного транспортного управления НКВД комиссар госбезопасности 3 ранга С.Р. Мильштейн, его зам – старший майор госбезопасности H.И. Синегубов, начальник штаба конвойных войск комбриг М.С. Кривенко и начальник комендантского отдела Административно-хозяйственного управления НКВД майор госбезопасности В.М. Блохин. Василий Блохин – главный палач НКВД, «рекордсмен»: считают, что за годы своей «работы» он лично расстрелял от 10000 до 50000 человек! Мог «исполнить» 200 человек за день…
Пленных доставляли в Калинин из Осташкова по железной дороге партиями. «Строго по именному списку, – уточняла в Медном Елена Образцова. – Не по головам, абстрактные 100-200 или 300 человек, а конкретных людей, сверяя все по документам». Размещали в камерах внутренней тюрьмы УНКВД. Которую, как показал Токарев, специально под эту операцию освободили от своих арестованных, перебросив их в другую тюрьму. Процедура была такой: поляков поодиночке вели в «красный уголок», сверяли фамилию, имя, год рождения, надевали наручники. Затем, показал Токарев, «вводили в камеру и стреляли в затылок, вот и все». В подвале установили транспортер, на который сбрасывали убитого. Транспортер подавал тело в окно, во двор, там расстрелянных грузили в машины, кузова накрывали брезентом и везли трупы в Медное. Там уже ждал ров, выкопанный экскаваторами. Тела сваливали в ямы и засыпали. Кузова от крови отмывали ежедневно, брезентовые полотнища после завершения операции Блохин приказал водителям сжечь. После каждой ночи Токарев сообщал заместителю наркома Меркулову: по такому-то наряду исполнено (т.е. расстреляно) столько-то.
Токарев вспомнил, как в первый день расстрелов к нему в кабинет зашел Блохин и сказал: «Ну, пойдем». «Мы пошли. И тут я увидел весь этот ужас… Блохин натянул свою специальную одежду: коричневую кожаную кепку, длинный кожаный коричневый фартук, кожаные коричневые перчатки с крагами выше локтей. На меня это произвело огромное впечатление – я увидел палача!» Токаревское описание Блохина детально соответствует тому, которое со ссылкой на ветеранов НКВД привел в своей книге Теодор Гладков: «В швейной мастерской административно-хозяйственного управления НКВД Блохину сшили по его заказу длинный, до самого пола, широкий кожаный фартук, кожаный картуз и кожаные перчатки с рострубами – чтобы не забрызгивать кровью одежду». В первую ночь расстреляли 343 человек, заканчивали при восходе солнца, торопились. И Блохин приказал больше 250 не привозить. Как же вы справились, изумился военный прокурор. Да вот так и справились, вздохнул Токарев. Для облегчения процесса московские товарищи привезли с собой партию немецких 7,65 мм пистолетов марки «Вальтер».
Примечательны судьбы некоторых палачей. Застрелился «исполнявший» пленных водитель Калининского УНКВД Н.И. Сухарев, покончил с собой замначальника этого же управления В.И. Павлов, спился и сошел с ума, а затем застрелился комендант управления А.М. Рубанов. Комендант дач госбезопасности в Козьих Горах (Катынский лес) П.М. Карцев, по свидетельству его дочери, после войны показал ей место захоронения расстрелянных, лег на него и долго рыдал, а 18 января 1948 года покончил с собой. Главный палач Советского Союза Василий Блохин очень гордился тем, что лично расстреливал самых известных людей страны, в том числе военачальников Якира, Тухачевского, Уборевича, своего бывшего наркома Ежова, писателя Бабеля, журналиста Кольцова, режиссера Мейерхольда. Палач выслужил генеральские погоны, но после смерти Сталина его уволили, затем лишили генеральского звания «как дискредитировавшего себя за время работы в органах», и в феврале 1955-го Блохин застрелился.
Плохо кончили и многие высокие организаторы массового расстрела: в 1953 году расстреляны Лаврентий Берия, Богдан Кобулов, Всеволод Меркулов, в 1955-м расстрелян генерал Соломон Мильштейн.
Бывший начальник УПВИ НКВД СССР Петр Сопруненко успел дать показания следователям ГВП и спокойно умер на 85-м году жизни. Генерал Дмитрий Токарев умер на 91-м году жизни, а его портрет и поныне висит в галерее почетных чекистов в здании Тверского управления ФСБ.
Владимир ВОРОНОВ http://sovsekretno.ru/articles/id/2429
Фотоархив http://katynfiles.com/content/pamyatnykh-mednoje-photos.html
Лагерь для польских пленных в Калининской (ныне Тверской) области присмотрели вдали от посторонних глаз – на Селигере, в Ниловой Пустыни – бывшем мужском монастыре. Там содержали в основном бывших польских полицейских, жандармов, пограничников. А в марте из Москвы поступили приказ о проведении операции по «разгрузке» лагеря. Путь этих польских пленных четко вычисляется по документам Управления по делам военнопленных и интернированных (УПВИ) НКВД и Главного управления конвойных войск НКВД. Из лагеря гнали в Осташков на станцию, оттуда по железной дороге в Калинин. Там конвой сдавал свой «груз» УНКВД, где все следы пленных из Осташковского лагеря обрываются.
Когда в конце 1980-х Медное зазвучало в связке с Катынью, из КГБ откликнулись: там, мол, захоронены советские солдаты, умершие в полевом госпитале. В августе 1991 года следственная группа Главной военной прокуратуры (ГВП) СССР провела на территории дач КГБ частичную эксгумацию. Первая же вскрытая яма принесла страшный «улов»: человеческие кости, фрагменты польских мундиров, форменные пуговицы и головные уборы польской тюремной стражи и горных стрелков… У некоторых нашли документы, письма, личные вещи, обрывки польской формы, пуговицы с польским орлом, медальоны… И у всех пулевые отверстия в затылочной части черепов.
Смоленская Маньчжурия
17 сентября 1939 года Красная армия ударила в спину польской армии, сражавшейся с вермахтом. В советский плен попали свыше 250 тысяч польских военнослужащих. Сразу пошли расстрелы: лишь за первые недели «освобождения» Западной Белоруссии и Западной Украины чекисты ликвидировали несколько тысяч человек.
 |
| Эксгумация поляков в Медное, 1991 |
5 марта 1940 года Политбюро ЦК ВКП(б) поручило НКВД расстрелять 14700 «бывших польских офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков», содержащихся в трех спецлагерях, да еще 11000 польских «фабрикантов» и чиновников, сидевших в тюрьмах западных областей Белоруссии и Украины. Сталин лично завизировал палаческую директиву резолюцией «за», скрепив ее своей подписью.
НКВД директиву высшей инстанции исполнил, хотя цифры несколько скорректировал. И в мае 1940 года следы 21857 человек, содержавшихся в Осташковском (Калининская область) Козельском (Смоленская) и Старобельском (Харьковская) лагерях и тюрьмах, потерялись навсегда. От них перестали приходить письма, всякое упоминание о них исчезло из документов. Когда в декабре 1941 года глава польского правительства генерал Сикорский на встрече со Сталиным спросил, куда делись тысячи пленных, то услышал: «Они убежали». – «Куда?» – «Ну, в Маньчжурию», – пожал плечами Сталин.
 |
| Докладная записка Берии в ЦК ВКП(б). Подлинность этого документа с визой Сталина доказана экспертизами. |
13 апреля 1943-го «Маньчжурия» обнаружилась в Катынском лесу: германское радио сообщило о находке там останков польских офицеров, расстрелянных НКВД. Под присмотром немцев 4143 тела эксгумировала комиссия Польского Красного Креста. Большинство найденных были убиты пистолетным выстрелом в затылок, у некоторых были раны от советских четырехгранных штыков. 2815 человек удалось идентифицировать: все оказались из Козельского лагеря, внезапно опустевшего в апреле-мае 1940 года.
В этот момент и была зачата сталинская контрверсия: злодеяние – дело рук самих гитлеровцев, к которым «бывшие польские военнопленные» якобы попали после отступления советских войск. Зыбкость этого «предположения» просматривалась изначально: не могли же немцы захватить поляков сразу всех трех лагерей, «исчезнувших» в 1940 году! В Козельск части вермахта вошли 8 октября 1941-го, Старобельск пал 12 июля 1942-го, а до Ниловой Пустыни, где был Осташковский лагерь, немцы и вовсе не дошли. Кто поверит, что лагеря с пленными держали в двух шагах от линии фронта почти четыре месяца в одном случае, и свыше года – в другом?
«Никаких документов вы не видели…»
В январе 1944 года так называемая «Специальная комиссия по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров» (комиссия Н. Бурденко) опубликовала свой вывод: поляки расстреляны немцами. Эта версия почти на полвека стала официальной.
Один из бывших сотрудников Центрального государственного архива Советской армии (ЦГАСА, ныне – Российский государственный военный архив) поведал такую историю. В середине 1987 года по указанию Главного архивного управления при Совмине СССР и во исполнение директивы ЦК КПСС от архивистов потребовали провести широкомасштабное выявление всех документов по истории советско-польских отношений. Особое внимание предписали уделить «освободительному походу в Западную Белоруссию и Западную Украину» 1939 года и его последствиям. За предельно короткий срок лишь в нескольких из фондов ЦГАСА (секретариат Наркома обороны, Главного политуправления РККА, Генштаба и др.) был обнаружен колоссальный объем документов, зафиксировавший фактическую сторону событий. В том числе нашли документы, адресованные наркому обороны Ворошилову, освещавшие судьбу военнопленных польской армии, захваченных частями РККА и переданных затем в ведение НКВД.
Все это абсолютно точно указывало, сколько и где содержалось пленных. Рядовых из числа этнических украинцев и белорусов было предложено распустить по домам, предварительно использовав под надзором НКВД на дорожных работах. Весь поток информации обрывался сверхсекретным сообщением, предназначенным лично Ворошилову, как члену Политбюро. Шифротелеграмма из Особого сектора ЦК извещала о принятом «решении Политбюро ЦК ВКП(б)» (читай – Сталина) «по предложению наркома НКВД» (т. е. Л. Берия) распределить по трем специальным лагерям оставшуюся часть военнопленных – особо злостных врагов советской власти: офицеров и генералов, жандармов, капелланов, попутно прихваченных «гражданских» ксендзов, а также бывших военнослужащих польской армии (т. н. осадников) и особенно всех причастных к разведке и контрразведке.
В итоге на одном из заседаний Политбюро Валентин Фалин, высокопоставленный чиновник ЦК КПСС, доложил, что проверка в государственных и ведомственных архивах якобы не выявила каких-либо новых сведений по польским военнопленным…
 |
| Варшава, 13 апреля 1990 года президент СССР Михаил Горбачев передает президенту Республики Польша Войцеху Ярузельскому документы, подтверждающие ответственность НКВД за убийство в Катыни. |
Но в апреле 1990 года под давлением обстоятельств президент СССР Михаил Горбачев был вынужден сообщить президенту Польши Ярузельскому: обнаружились доказательства, что «расправа с польскими офицерами в Катыни была осуществлена тогдашними руководителями НКВД». Правда, улики те поспешили окрестить «косвенными». С подачи Валентина Фалина полякам солгут, что материалы обнаружены «вне пределов ведомственных архивов. В последних, к сожалению, никаких документов не сохранилось».
Но вскоре выяснилось, что все прекрасно сохранилось и высшее руководство КПСС об этом было хорошо осведомлено. О чем свидетельствовали материалы «Пакета №1», в прочтении которых расписались все генсеки от Хрущева до Горбачева. В пакете были подлинники докладной записки Берии – предложение о ликвидации польских пленных, выписка из протокола заседания Политбюро ЦК ВКП(б) – та самая директива о расстреле; записка председателя КГБ при Совете министров СССР А.Н. Шелепина от 3 марта 1959 года – сведения о расстреле по решению Политбюро 21857 польских граждан и предложение: уничтожить материалы по операции, поскольку они «нае представляют ни оперативного интереса, ни исторической ценности».
 |
| В этом письме начальник КГБ Шелепин предлагает Хрущеву уничтожить 21.857 расстрельных дел Катыни, ведь «какая-либо непредвиденная случайность может привести к расконспирации проведенной операции, со всеми нежелательными для нашего государства последствиями» |
Пуля в затылок – труп на транспортер
В 1990 году прокуратура Харьковской области возбудила уголовное дело по факту обнаружения массовых захоронений советских граждан в дачном поселке Управления КГБ, – рассказывает Анатолий Яблоков. – А прокуратура Калининской области возбудила дело по факту исчезновения в мае 1940 года польских военнопленных из Осташковского лагеря НКВД. Генеральная прокуратура СССР объединила оба этих дела, поручив его Главной военной прокуратуре (ГВП). Я тогда служил в Управлении по реабилитации жертв политических репрессий ГВП СССР и, пока меня не включили в следственную группу, о расстреле поляков вообще не знал. Поручение было четким: установить, что именно случилось, выявив лиц, причастных к этому. Начали мы с работы в архивах. Собственно, на основе архивных материалов мы и выяснили главное: что предшествовало исчезновению поляков, откуда, как и куда их везли, кому передавали. По документам установили и причастных, выявили и допросили некоторых из них. К 1991 году мы уже имели представление, что, собственно, произошло в 1940-м. Затем провели частичные эксгумации. Одновременно наша группа провела экспертизу материалов расследования в Катынском лесу – и международной комиссии, работавшей в 1943 году под присмотром немцев, и советской комиссии Бурденко. Мы пришли к выводу, что обе они были несвободны от политических установок. Работе же комиссии Бурденко и вовсе предшествовала спецоперация по фальсификации улик. Сразу после освобождения Смоленска там работала спецгруппа генерала госбезопасности Леонида Райхмана. Его люди несколько месяцев готовили лжесвидетелей и фабриковали улики, которые должны были доказать, что польских пленных уничтожили немцы. На огромном массиве документов мы абсолютно точно установили: польские пленные, обнаруженные в Катынском лесу, возле Харькова и близ Медного, расстреляны весной 1940 года сотрудниками НКВД. Выявили имена-должности организаторов и исполнителей, установили, как это происходило технически. Все это не было самодеятельностью: пленных уничтожили по приказу высшей инстанции.
 |
| Фото М91_0801. Медное, август 1991. Газета "Пролетарская правда" от 2 апреля 1940 года, обнаруженная при одном из извлеченных трупов польского офицера. |
Генерал-майор Дмитрий Токарев (ему на момент допроса было почти 90 лет), как вспоминает Анатолий Яблоков, показания дал исчерпывающие: «Говорил просто артистично, память изумительна. И в словах его сквозило явное сожаление, переживание и, быть может, даже раскаяние в содеянном, хотя лично он в расстрелах, видимо, не участвовал. И точно понимал, что совершается преступление».
В марте 1940-го Токарева неожиданно вызвали в Москву вместе с заместителем и комендантом, по поводу чего они даже шутили: вот, едем, мол, со своим комендантом – именно коменданты ведь исполняли смертные приговоры. Поведал Токарев, как на совещании у Кобулова (один из доверенных сотрудников Берии) представители трех УНКВД получили инструктаж о расстреле. Как почти месяц готовились к приему пленных, как в Калинин из Москвы прибыла группа высоких чинов: начальник Главного транспортного управления НКВД комиссар госбезопасности 3 ранга С.Р. Мильштейн, его зам – старший майор госбезопасности H.И. Синегубов, начальник штаба конвойных войск комбриг М.С. Кривенко и начальник комендантского отдела Административно-хозяйственного управления НКВД майор госбезопасности В.М. Блохин. Василий Блохин – главный палач НКВД, «рекордсмен»: считают, что за годы своей «работы» он лично расстрелял от 10000 до 50000 человек! Мог «исполнить» 200 человек за день…
Пленных доставляли в Калинин из Осташкова по железной дороге партиями. «Строго по именному списку, – уточняла в Медном Елена Образцова. – Не по головам, абстрактные 100-200 или 300 человек, а конкретных людей, сверяя все по документам». Размещали в камерах внутренней тюрьмы УНКВД. Которую, как показал Токарев, специально под эту операцию освободили от своих арестованных, перебросив их в другую тюрьму. Процедура была такой: поляков поодиночке вели в «красный уголок», сверяли фамилию, имя, год рождения, надевали наручники. Затем, показал Токарев, «вводили в камеру и стреляли в затылок, вот и все». В подвале установили транспортер, на который сбрасывали убитого. Транспортер подавал тело в окно, во двор, там расстрелянных грузили в машины, кузова накрывали брезентом и везли трупы в Медное. Там уже ждал ров, выкопанный экскаваторами. Тела сваливали в ямы и засыпали. Кузова от крови отмывали ежедневно, брезентовые полотнища после завершения операции Блохин приказал водителям сжечь. После каждой ночи Токарев сообщал заместителю наркома Меркулову: по такому-то наряду исполнено (т.е. расстреляно) столько-то.
 |
| Фото М91_0705. Эксгумационные работы в Медном, август 1991. Захоронения польских офицеров. |
Токарев вспомнил, как в первый день расстрелов к нему в кабинет зашел Блохин и сказал: «Ну, пойдем». «Мы пошли. И тут я увидел весь этот ужас… Блохин натянул свою специальную одежду: коричневую кожаную кепку, длинный кожаный коричневый фартук, кожаные коричневые перчатки с крагами выше локтей. На меня это произвело огромное впечатление – я увидел палача!» Токаревское описание Блохина детально соответствует тому, которое со ссылкой на ветеранов НКВД привел в своей книге Теодор Гладков: «В швейной мастерской административно-хозяйственного управления НКВД Блохину сшили по его заказу длинный, до самого пола, широкий кожаный фартук, кожаный картуз и кожаные перчатки с рострубами – чтобы не забрызгивать кровью одежду». В первую ночь расстреляли 343 человек, заканчивали при восходе солнца, торопились. И Блохин приказал больше 250 не привозить. Как же вы справились, изумился военный прокурор. Да вот так и справились, вздохнул Токарев. Для облегчения процесса московские товарищи привезли с собой партию немецких 7,65 мм пистолетов марки «Вальтер».
Смерть за смерть
Примечательны судьбы некоторых палачей. Застрелился «исполнявший» пленных водитель Калининского УНКВД Н.И. Сухарев, покончил с собой замначальника этого же управления В.И. Павлов, спился и сошел с ума, а затем застрелился комендант управления А.М. Рубанов. Комендант дач госбезопасности в Козьих Горах (Катынский лес) П.М. Карцев, по свидетельству его дочери, после войны показал ей место захоронения расстрелянных, лег на него и долго рыдал, а 18 января 1948 года покончил с собой. Главный палач Советского Союза Василий Блохин очень гордился тем, что лично расстреливал самых известных людей страны, в том числе военачальников Якира, Тухачевского, Уборевича, своего бывшего наркома Ежова, писателя Бабеля, журналиста Кольцова, режиссера Мейерхольда. Палач выслужил генеральские погоны, но после смерти Сталина его уволили, затем лишили генеральского звания «как дискредитировавшего себя за время работы в органах», и в феврале 1955-го Блохин застрелился.
 |
| Катынь, документ НКВД 1939 года |
Плохо кончили и многие высокие организаторы массового расстрела: в 1953 году расстреляны Лаврентий Берия, Богдан Кобулов, Всеволод Меркулов, в 1955-м расстрелян генерал Соломон Мильштейн.
Бывший начальник УПВИ НКВД СССР Петр Сопруненко успел дать показания следователям ГВП и спокойно умер на 85-м году жизни. Генерал Дмитрий Токарев умер на 91-м году жизни, а его портрет и поныне висит в галерее почетных чекистов в здании Тверского управления ФСБ.
Владимир ВОРОНОВ http://sovsekretno.ru/articles/id/2429
Фотоархив http://katynfiles.com/content/pamyatnykh-mednoje-photos.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий