6 июля 1928 – в Доме Союзов в Москве завершился один из самых громких показательных процессов того времени по «делу об экономической контрреволюции в Донбассе» («Шахтинское дело»).
Шахтинское дело — дело 1928 года в Шахтинском районе Донбасса по обвинению большой группы руководителей и специалистов угольной промышленности из ВСНХ, треста «Донуголь» и шахт во вредительстве и саботаже. Официально называлось «Дело об экономической контрреволюции в Донбассе». Слушания проводились в Москве в Доме Союзов с 18 мая по 6 июля. Обвиняемым вменялась в вину не только «вредительская деятельность», но и создание подпольной организации, установление конспиративной связи с московскими «вредителями» и с зарубежными антисоветскими центрами.
Показательные процессы конца 20-х гг. были важным этапом на пути к «большому террору» 30-х гг., когда казни, расстрелы, аресты, ссылки станут неотъемлемой частью советской действительности. Чтобы направить «ярость масс», недовольных результатами проводимой в стране экономической политики, на «вредителей» из числа буржуазных специалистов, а заодно приструнить бывших оппозиционеров и колеблющихся членов Политбюро, в конце 20-х – начале 30-х гг. по указанию Сталина был сфабрикован ряд дел, на основании которых были проведены открытые «показательные» процессы. Главным в этих сфальсифицированных ОГПУ процессах «о вредительстве» было массовое «признание» подсудимых в своих «преступлениях». В глазах закулисных организаторов подобная «улика» была весьма наглядной для неискушенных в тонкостях экономической политики масс. Первым в 1928 г. прошел процесс над группой специалистов в Донбассе (Шахтинское дело), якобы поставивших себе целью дезорганизацию и разрушение каменноугольной промышленности этого района. На скамье подсудимых оказались 50 советских инженеров и техников и три немецких консультанта, работавших в угольной промышленности. Их обвинили в умышленной порче машин, затоплении шахт, поджогах производственных сооружений. Задолго до судебного разбирательства сам Сталин расставил все по своим местам, заявив, что Шахтинское дело есть экономическая контрреволюция, затеянная частью буржуазных спецов, владевших ранее угольной промышленностью. Дело рассматривалось Специальным судебным присутствием Верховного суда под председательством А. Л. Вышинского. К этому времени он смог создать себе репутацию непримиримого борца со всякими искривлениями генеральной линии партии. Суд продолжался около полутора месяцев; и Вышинский, и государственный обвинитель Н. В. Крыленко свое усилие сосредоточили не на вещественных и документальных свидетельствах вины подсудимых, а на получении признательных показаний. И добились своего. В июле 49 обвиняемых были признаны виновными и получили различные сроки наказания. Через трое суток после вынесения приговора пятеро приговоренных к смертной казни были расстреляны.
Шахтинское дело стало своеобразным полигоном для отработки следующих подобных акций. Вслед за призывом Сталина искать «шахтинцев» во всех отраслях промышленности, в декабре 1928 г. последовали аресты групп инженеров, которые позднее переросли в дело о «контрреволюционной организации на железнодорожном транспорте и золотоплатиновой промышленности СССР». Равные по масштабу Шахтинскому делу процессы прошли в 1929 г. в Брянске и Ленинграде. В частности, администрация Брянского железнодорожного завода «Красный профинтерн» была обвинена в том, «что систематически поставляла железным дорогам плохие части локомотивов и вагонов».
В том же году с ареста группы ученых историков была начата подготовка «академического дела», по которому проходили известные историки Е. В. Тарле и С. Ф. Платонов. Одно из обвинений, выдвигавшихся в ходе следствия, сводилось к «критическому отношению к советскому строю». Действительно, академик С. Ф. Платонов, отстаивавший свободу личности, свободу почина, считал, что Россия ни с какой точки зрения к социалистической революции не была готова и вовсе не факт, что существующий строй окончательно укрепится. К счастью для обвиняемых ученых, в тот момент власть не решилась начать погром Академии наук СССР.
В 1930 г. для организации новых публичных процессов ОГПУ «сконструировало» три антисоветские подпольные организации: так называемые Промпартия, Союзное бюро меньшевиков и Трудовая крестьянская партия (название последней было взято следователями из вышедшей еще в начале 20-х гг. фантастической повести А. В. Чаянова «Путешествие моего брата в страну крестьянской утопии»). Для фабрикации дел с лета 1930 г. начались аресты крупных специалистов из центральных хозяйственных ведомств. Были арестованы видные ученые-аграрники Н. Д. Кондратьев, А. В. Чаянов, а также член коллегии Наркомата финансов Л. Н. Юровский, экономисты В. Г. Громан, Н. И. Суханов, десятки инженеров, экономистов, агрономов.
Осенью 1930 г. в прессе появилось сообщение о раскрытии органами ОГПУ глубоко законспирированной контрреволюционной организации, именовавшей себя Промышленной партией или Союзом инженерных организаций. Группа инженеров во главе с видным теплотехником директором Теплотехнического института, членом Госплана и ВСНХ профессором Л. К. Рамзиным обвинялась в попытке срыва индустриализации страны путем создания искусственной диспропорции между отраслями народного хозяйства, омертвления капиталовложений. Кроме того, им инкриминировали диверсии на предприятиях, формирование подпольного правительства и переговоры со странами Антанты с целью подготовки интервенции. Сталин, направлявший усилия ОГПУ, рассчитывал не только переложить на «спецов» вину за все провалы политики индустриализации, но и избавиться от убежденных сторонников нэпа. Тем более что к этому времени начинают сбываться прогнозы «правых», предсказывавших нарастание экономических трудностей в случае продолжения ускоренной индустриализации. В 1930 год СССР вступил в состоянии, близком к периоду Гражданской войны. Страна существовала на полуголодном пайке. Огромный дефицит бюджета власти латали за счет эмиссии, повышения цен, принудительной подписки на займы. В этих условиях одной из целей фабрикации дел «контрреволюционных партий» становится дискредитация председателя Совнаркома А. И. Рыкова с целью замены его Молотовым.
Для достижения нужного эффекта от процессов по всей стране были организованы митинги, участники которых требовали решительной расправы с вредителями и шпионами. Свой вклад в нагнетание истерии внес своим лозунгом («Если враг не сдается, его уничтожают») пролетарский писатель Максим Горький.
Однако открытые политические процессы удалось провести лишь по делу Промпартии и Союзного бюро меньшевиков. Из-за упорства обвиняемых процесс над Трудовой крестьянской партией прошел при закрытых дверях. Тем не менее выдающиеся ученые А. В. Чаянов и Н. Д. Кондратьев получили сроки по ложному обвинению в создании несуществующей подпольной партии. Следователи ОГПУ постарались связать дело ТКП с делом Промпартии и «контр-революционной организации Суханова—Громова—Базарова», вскоре получившем название Союзного бюро меньшевиков. В процессе по этому делу на скамье подсудимых оказалось 14 человек – видных специалистов Госплана СССР, в том числе Громан, Суханов, Шер. Вся их вина состояла в том, что они выступили против чрезмерно напряженных заданий по первому пятилетнему плану. Хотя суду не было предъявлено ни одного документа, подтверждающего двухлетнюю деятельность Союзного бюро, в марте 1931 г. все обвиняемые были наказаны лишением свободы на различные сроки, а спустя 7–8 лет многие из них были расстреляны.
Опубликованная недавно секретная переписка Сталина и Молотова не оставляет сомнения в том, что Сталин сам разрабатывал сценарии процессов над «шпионами и вредителями», сам придумывал «показания», которые следует получать у арестованных. Так, с подачи Сталина самым важным пунктом будущих «показаний» по делу Промпартии становится вопрос об интервенции. На этом процессе все подсудимые признали себя виновными, но поскольку умело срежиссированный процесс преследовал вполне определенные политические цели, из 2000 арестованных по делу Промышленной партии была осуждена относительно небольшая группа ученых. Многие из них вскоре за послушное следование написанному чекистами сценарию были освобождены по амнистии. Однако широкие репрессии против технической и научной интеллигенции стали важным этапом в дальнейшем раскручивании спирали насилия.
Сформулированная Крыленко на процессе Промпартии формула «лучшей уликой при всех обстоятельствах является признание подсудимых», на многие годы определила судебную практику. Решения о судьбе арестованных, особенно с обвинением в контрреволюционной деятельности, выносились с нарушением всех процессуальных норм. Политика подавления, насилия, массового террора приводит к тому, что правовые понятия «вина» и «виновность» теряют свой первоначальный смысл; ценность отдельной человеческой жизни становится все менее значимой.
Источник НОВЕЙШАЯ ИСТОРИЯ РОССИИ
Владимир Шестаков http://www.oldru.com/newstory2/31.htm
Шахтинское дело — дело 1928 года в Шахтинском районе Донбасса по обвинению большой группы руководителей и специалистов угольной промышленности из ВСНХ, треста «Донуголь» и шахт во вредительстве и саботаже. Официально называлось «Дело об экономической контрреволюции в Донбассе». Слушания проводились в Москве в Доме Союзов с 18 мая по 6 июля. Обвиняемым вменялась в вину не только «вредительская деятельность», но и создание подпольной организации, установление конспиративной связи с московскими «вредителями» и с зарубежными антисоветскими центрами.
Показательные процессы конца 20-х гг. были важным этапом на пути к «большому террору» 30-х гг., когда казни, расстрелы, аресты, ссылки станут неотъемлемой частью советской действительности. Чтобы направить «ярость масс», недовольных результатами проводимой в стране экономической политики, на «вредителей» из числа буржуазных специалистов, а заодно приструнить бывших оппозиционеров и колеблющихся членов Политбюро, в конце 20-х – начале 30-х гг. по указанию Сталина был сфабрикован ряд дел, на основании которых были проведены открытые «показательные» процессы. Главным в этих сфальсифицированных ОГПУ процессах «о вредительстве» было массовое «признание» подсудимых в своих «преступлениях». В глазах закулисных организаторов подобная «улика» была весьма наглядной для неискушенных в тонкостях экономической политики масс. Первым в 1928 г. прошел процесс над группой специалистов в Донбассе (Шахтинское дело), якобы поставивших себе целью дезорганизацию и разрушение каменноугольной промышленности этого района. На скамье подсудимых оказались 50 советских инженеров и техников и три немецких консультанта, работавших в угольной промышленности. Их обвинили в умышленной порче машин, затоплении шахт, поджогах производственных сооружений. Задолго до судебного разбирательства сам Сталин расставил все по своим местам, заявив, что Шахтинское дело есть экономическая контрреволюция, затеянная частью буржуазных спецов, владевших ранее угольной промышленностью. Дело рассматривалось Специальным судебным присутствием Верховного суда под председательством А. Л. Вышинского. К этому времени он смог создать себе репутацию непримиримого борца со всякими искривлениями генеральной линии партии. Суд продолжался около полутора месяцев; и Вышинский, и государственный обвинитель Н. В. Крыленко свое усилие сосредоточили не на вещественных и документальных свидетельствах вины подсудимых, а на получении признательных показаний. И добились своего. В июле 49 обвиняемых были признаны виновными и получили различные сроки наказания. Через трое суток после вынесения приговора пятеро приговоренных к смертной казни были расстреляны.
Шахтинское дело стало своеобразным полигоном для отработки следующих подобных акций. Вслед за призывом Сталина искать «шахтинцев» во всех отраслях промышленности, в декабре 1928 г. последовали аресты групп инженеров, которые позднее переросли в дело о «контрреволюционной организации на железнодорожном транспорте и золотоплатиновой промышленности СССР». Равные по масштабу Шахтинскому делу процессы прошли в 1929 г. в Брянске и Ленинграде. В частности, администрация Брянского железнодорожного завода «Красный профинтерн» была обвинена в том, «что систематически поставляла железным дорогам плохие части локомотивов и вагонов».
В том же году с ареста группы ученых историков была начата подготовка «академического дела», по которому проходили известные историки Е. В. Тарле и С. Ф. Платонов. Одно из обвинений, выдвигавшихся в ходе следствия, сводилось к «критическому отношению к советскому строю». Действительно, академик С. Ф. Платонов, отстаивавший свободу личности, свободу почина, считал, что Россия ни с какой точки зрения к социалистической революции не была готова и вовсе не факт, что существующий строй окончательно укрепится. К счастью для обвиняемых ученых, в тот момент власть не решилась начать погром Академии наук СССР.
В 1930 г. для организации новых публичных процессов ОГПУ «сконструировало» три антисоветские подпольные организации: так называемые Промпартия, Союзное бюро меньшевиков и Трудовая крестьянская партия (название последней было взято следователями из вышедшей еще в начале 20-х гг. фантастической повести А. В. Чаянова «Путешествие моего брата в страну крестьянской утопии»). Для фабрикации дел с лета 1930 г. начались аресты крупных специалистов из центральных хозяйственных ведомств. Были арестованы видные ученые-аграрники Н. Д. Кондратьев, А. В. Чаянов, а также член коллегии Наркомата финансов Л. Н. Юровский, экономисты В. Г. Громан, Н. И. Суханов, десятки инженеров, экономистов, агрономов.
Осенью 1930 г. в прессе появилось сообщение о раскрытии органами ОГПУ глубоко законспирированной контрреволюционной организации, именовавшей себя Промышленной партией или Союзом инженерных организаций. Группа инженеров во главе с видным теплотехником директором Теплотехнического института, членом Госплана и ВСНХ профессором Л. К. Рамзиным обвинялась в попытке срыва индустриализации страны путем создания искусственной диспропорции между отраслями народного хозяйства, омертвления капиталовложений. Кроме того, им инкриминировали диверсии на предприятиях, формирование подпольного правительства и переговоры со странами Антанты с целью подготовки интервенции. Сталин, направлявший усилия ОГПУ, рассчитывал не только переложить на «спецов» вину за все провалы политики индустриализации, но и избавиться от убежденных сторонников нэпа. Тем более что к этому времени начинают сбываться прогнозы «правых», предсказывавших нарастание экономических трудностей в случае продолжения ускоренной индустриализации. В 1930 год СССР вступил в состоянии, близком к периоду Гражданской войны. Страна существовала на полуголодном пайке. Огромный дефицит бюджета власти латали за счет эмиссии, повышения цен, принудительной подписки на займы. В этих условиях одной из целей фабрикации дел «контрреволюционных партий» становится дискредитация председателя Совнаркома А. И. Рыкова с целью замены его Молотовым.
Для достижения нужного эффекта от процессов по всей стране были организованы митинги, участники которых требовали решительной расправы с вредителями и шпионами. Свой вклад в нагнетание истерии внес своим лозунгом («Если враг не сдается, его уничтожают») пролетарский писатель Максим Горький.
Однако открытые политические процессы удалось провести лишь по делу Промпартии и Союзного бюро меньшевиков. Из-за упорства обвиняемых процесс над Трудовой крестьянской партией прошел при закрытых дверях. Тем не менее выдающиеся ученые А. В. Чаянов и Н. Д. Кондратьев получили сроки по ложному обвинению в создании несуществующей подпольной партии. Следователи ОГПУ постарались связать дело ТКП с делом Промпартии и «контр-революционной организации Суханова—Громова—Базарова», вскоре получившем название Союзного бюро меньшевиков. В процессе по этому делу на скамье подсудимых оказалось 14 человек – видных специалистов Госплана СССР, в том числе Громан, Суханов, Шер. Вся их вина состояла в том, что они выступили против чрезмерно напряженных заданий по первому пятилетнему плану. Хотя суду не было предъявлено ни одного документа, подтверждающего двухлетнюю деятельность Союзного бюро, в марте 1931 г. все обвиняемые были наказаны лишением свободы на различные сроки, а спустя 7–8 лет многие из них были расстреляны.
Опубликованная недавно секретная переписка Сталина и Молотова не оставляет сомнения в том, что Сталин сам разрабатывал сценарии процессов над «шпионами и вредителями», сам придумывал «показания», которые следует получать у арестованных. Так, с подачи Сталина самым важным пунктом будущих «показаний» по делу Промпартии становится вопрос об интервенции. На этом процессе все подсудимые признали себя виновными, но поскольку умело срежиссированный процесс преследовал вполне определенные политические цели, из 2000 арестованных по делу Промышленной партии была осуждена относительно небольшая группа ученых. Многие из них вскоре за послушное следование написанному чекистами сценарию были освобождены по амнистии. Однако широкие репрессии против технической и научной интеллигенции стали важным этапом в дальнейшем раскручивании спирали насилия.
Сформулированная Крыленко на процессе Промпартии формула «лучшей уликой при всех обстоятельствах является признание подсудимых», на многие годы определила судебную практику. Решения о судьбе арестованных, особенно с обвинением в контрреволюционной деятельности, выносились с нарушением всех процессуальных норм. Политика подавления, насилия, массового террора приводит к тому, что правовые понятия «вина» и «виновность» теряют свой первоначальный смысл; ценность отдельной человеческой жизни становится все менее значимой.
Источник НОВЕЙШАЯ ИСТОРИЯ РОССИИ
Владимир Шестаков http://www.oldru.com/newstory2/31.htm
Комментариев нет :
Отправить комментарий