Первые известия о голоде в Беларуси начали поступать с лета 1932 г.: “Положение в районе Туровском с обеспечением хлебом нуждающейся части колхозников до чрезвычайности напряженное. Конец сева в этих колхозах характерен невыходами на работу по причине голодания и невозможности физически работать”. С лета 1933 г. сигналы с мест в центр о голоде стали массовыми. В Ушачском районе “многие колхозники уже теперь не имеют хлеба и питаются разными суррогатами”. В тяжелом положении, согласно докладной из Житковичского района, находились 33 колхоза района, или около 4,5 тыс. человек. По 68 колхозам зоны Климовичской МТС из 4200 семей 3000 не имели никаких продуктов вовсе.
7 апреля 1932 года в Борисове вспыхнул хлебный бунт. Взбудораженные женщины, ворвавшись в хлебные лавки, расхватали все буханки. Те, кто не смог войти в магазин, разметали груженные хлебом повозки.
Власть, надо сказать, сама спровоцировала такую реакцию: объявила об очередном сокращении продпайка. На 100 – 200 граммов хлеба каждому едоку – в зависимости от списка, к которому тот причислен. И самое главное – с довольствия полностью снимались дети.
Напомним: в СССР с 1928 года продукты выдавались строго по карточкам. Точнее, по «заборным документам», в соответствии с которыми советский народ делился на 4 группы. Во главе продовольственной «табели о рангах» стояли, как водится, управленцы и привилегированная часть пролетариата. Для них весной 1932 года полагалось 800 граммов хлеба в день и 4,4 килограмма мяса в месяц. Замыкали список дети и инвалиды с 200-граммовой нормой хлеба в сутки и полным отсутствием мясной доли.
И вот теперь детей оставили не только без мяса, но и без хлеба.
В следующую ночь хлеб предусмотрительно повезли в магазины на грузовиках. Но толпа вновь перехватила съедобный груз. Прибывшая милиция арестовала самых активных ораторов. Женщины тут же стали требовать их освобождения: “Голодные просят хлеба, а вы их сажаете”. Борисовчанки обратились к солдатам 7-го артполка, штаб которого размещался напротив милиции: “Защищайте рабочих, им не дают хлеба, сажают в тюрьму”. На помощь матерям пришли дети, начавшие дружно скандировать под окнами солдатских казарм: “Дайте хлеба и возможность учиться”.
Хронику бабьего бунта в Борисове подробно запечатлели чекисты – в совершенно секретном рапорте на имя секретаря ЦК КПБ(б) Николая Гикало.
Факт был действительно беспрецедентный: рабочие поддержали своих осерчавших жен, а красноармейцы поддержали рабочих. На сторону бунтарей едва не стал городской партактив – ситуацию с трудом переломили явившиеся на заседание работники ОГПУ.
Для расследования ЧП в Борисов прибыла парткомиссия из Минска. 14 апреля 1932 года Бюро ЦК КП(б)Б приняло постановление об усилении «большевистской бдительности к вылазкам классового врага», немедленно разосланное в райкомы республики. После прочтения его следовало вернуть в секретный отдел ЦК.
Благодаря случившемуся в Борисове бабьему бунту уважили всех детей СССР – с 9 апреля им вновь стали выдавать 200 граммов хлеба в день.
8 июня 1933 года секретарь ЦК КП(б)Б Николай Гикало и председатель СНК БССР Николай Голодед снова получили совершенно секретное письмо. На этот раз – из Наровлянского района. На скверном белорусском языке низовые руководители жаловались на страшный голод в своем районе. «На гэтых днех (2 чэрвеня) меў мейсца з рада вон выходзячы факт: гр. в. Цiхiн (Акопскага сельсавету) Сiкорская ноччу зарэзала сваего 9-гадовага дзiцяцi. Частку унутраносьцей пасьпела поесьцi, назаўтра ўтопiла другога дзiцяцi i памерла сама ад iстошчэньня,» – привели жуткий пример наровлянские начальники. И слезно завершили послание: “Без сур”ёзнай дапамогi рэспублiканскага цэнтра абысьцiся не можам”.
Бедственное положение, как оказалось, и в соседнем Ельском районе, откуда свой рапорт прислали в Минск бдительные чекисты. В 200 семьях из 250 единоличных хозяйств дети и взрослые опухли от голода, за два месяца от истощения умерло 20 человек. “Единоличник хутора Редька Колодей Никита, дабы не видеть страданий голодной семьи, запер в хате жену и троих малолетних детей, заколотил наглухо двери и окна, после чего сам скрылся. Жена и двое детей Колодея уже умерли, один ребенок спасен соседями. В дер. Мелешковичи вдова Тихонова Ульяна на почве голода бросила 3 детей и ушла неизвестно куда”, – привели кошмарные примеры чекисты.
На Гомельщину из Минска выехала специальная комиссия для проверки фактов. 21 июня Бюро ЦК КП(б)Б записало в протоколе: в Ельском и Наровлянском районах мор затронул до 60 процентов населения. Народ ест не только “липовый лист, верас, мох и мякину”, но в некоторых хозяйствах – даже «кошек, собак и лошадиную падаль».
Столичные товарищи вынуждены признать и факт каннибализма: “В дер. Акопы… жена бедняка, ушедшего на работу в город, вернувшись домой и найдя мертвым своего ребенка Володю, отрезала ноги ребенка и сварила со щавелем. Щавель поела сама и накормила другого ребенка. На другой день умерла сама и другой ребенок”.
Помимо Наровлянского и Ельского районов голодомор поразил и Петриковский район. В каждый из них Минск решил отправить по 5 тонн муки. А также организовать госпитализацию дистрофиков и пункты общественного питания в крупных колхозах.
В Пуховичском районе “во многих колхозах района положение с недостатком хлеба создалось неважное , имеются случаи заболевания от голода, невыход на работу и т. д.”. В колхозе “Перамога” Минского района “колхозники в большинстве случаев питаются травой, которую варят и забеливают молоком.
За последнюю неделю имеются случаи опухания у отдельных колхозников ног, рук, лица, и во время работы валятся с ног . Среди колхозников царят упадническое настроение и паника. Ожидают смерти и просят разных лиц забрать у них детей и спасти их от голодной смерти”. О чрезвычайно тяжелом положении с питанием сообщали с Гомельщины: “Из 93 колхозов в районе примерно по 45 отсутствуют какие бы то ни было продукты питания как в колхозах, так и у самих колхозников. В колхозе “Вольная праца” умерли из-за отсутствия питания 4 человека, в колхозе “Воля” — 3 человека, в колхозе “Пески” — 2 чел., немалая часть уже заболела — опухают “.
Вот записка секретаря Мозырского райкома партии в июле 1933 года: “По причине отсутствия продуктов питания из своих хозяйств выехали неизвестно куда из Казимировского сельсовета 16 дворов единоличников и 4 из колхоза. Выявлены случаи болезни – опухли от недоедания 19 семей колхозников, которые питаются исключительно полевым щавелем и выпекаемой из листьев лепешкой. За май-июнь умерло от недоедания взрослых 16 человек, подростков – 1 и детей – 20…” Этот документ отправляли в Минск с грифом “Совершенно секретно”. Начальники не хотели гласности, однако проинформировать республиканское руководство были обязаны.
Жильская П. Д. (1917 г. р., д. Слобода): “Был сильный голод. К нам шли украинцы. Хотелось им дать. А они нам одежду носили — “дайте вот хоть столечко хлеба”. Украинцы приходили и умирали под забором. Падали и умирали. В 1933 г. пришел голод, так отец опух и умер от голода. У матери был порок сердца, умерла. Нас осталось пятеро — младшему три месяца”
Буйновец В. А. (1924 г. р., д. Слобода): “Хлеба не было ни грамма. Голод был. Я помню, мне уже 9 лет было, а этот голод запомнил бы и трехлетний ребенок. Людей очень много умерло. Пухли сильно. Вот под забором сидит, а потом все. Самая страшная смерть от голода. Украинцы приезжали да меняли все. Привозили кофты, материал, меняли на хлеб. Голод там тоже был. Украинцы приходили, прямо под забором умирали”. О том, чем спасались от голода, вспоминают: “Пустой щавель ели, не было его чем забелить, ели пустой. Верабейчы щавель рвали и ели, он по полю растет. Картофли гнилые по полю собирали, толкли да (а) ладки пекли. По лесу ходили, траву собирали, толкли ее, блины пекли. Верас, такая трава есть. С нее цветы. Картошка прошлогодняя, она же уже погнила, крахмал этот. Не дай бог!” (Буйновец В. А. ).
Из письма, квалифицированного как антисоветское, в редакцию сенненской райгазеты “Камунар”: “Сами ходим голые, поели всю траву, липовый лист, брагу из Оболи и Янова, а с нас требуют молока, мясо. Не знаю, как передать, как вы издеваетесь над нами, писать есть чего да некому читать это: подумать, изгалили Украину — теперь принялись за Белоруссию и после смерть СТАЛИНУ, долой социализм”.
Надежда Филипповна.(г.п.Бобр Родилась она 16 апреля 1926 года). Нетрудно посчитать, сколько Надежде Филипповне лет. В семье было 7 детей. Отец работал на мельнице, а мама у евреев выполняла хозяйственную работу (по переписи населения в 30-х годах в Бобре насчитывалось 2000 жителей, больше половины из которых составляли евреи). «Отец наш был хорошим рыбаком. А в 1933 году на территории Беларуси был голод. Людям приходилось употреблять в пищу траву, но благодаря отцу мы не голодали. Он менял у евреев фунт рыбы (400 граммов) на фунт хлеба, муки, крупы. И таким образом, наша семья спасалась от страшного голода», – говорит Надежда Филипповна.
Милый дядя. К Таниным безотрадным словам я еще хотела бы добавить много безотрадного, но «боюсь, как бы гусей не раздразнить», да и вас не разочаровать, – ведь вы такой оптимист, верите в то, что достаточно быть здоровым и живым, а в остальном «всяк человек кузнец своего счастья». Ой, как мы раньше в это верили, а теперь ни-ни. Ты хочешь, а кто-то заставляет делать иначе. Тебе грустно, а велят радоваться и т.д. Но это еще пустое. А самое главное, у нас голод, люди мрут как мухи; хоронят их не единицами, а возами, в 50-60-70 человек сразу в одну яму. Где были ямы, мельница, лесопильные овраги – там новые могилы, зарытые на две четверти. Собаки разрывают и на этой почве бесятся. На этой неделе бешеные собаки искусали 13 человек. Лечить нечем. Ужас, ужас, ужас… Прожила день, ночь, слава Богу. Даже жить не хочется. Да простит Вас Бог. Простите за небрежность письма. Темно, керосина нет. Ваша Нина»
«Область сильно голодает, особенно северные округа. Сеять почти никто не собирался, так как семян нет: все было отобрано по продналогу. Весной власти из одной станицы посылали казаков в другую, иной раз верст за сто за получением семян, но, обыкновенно, прибывавшие туда не только никаких семян не находили, но встречали жителей, едущих за семенами чуть ли не в их станицу… Людоедство – факт, установленный даже в Новочеркасске, где продавали котлеты из человеческого мяса. Наблюдаются кошмарные сцены убийства матерями своих детей, чтобы не видеть их мучений, а затем самоубийства. Сообщающий знает два факта, когда в одном случае мать отравила всю семью, а в другом – задушила двенадцатилетнего сына. Смертность приняла громадные размеры, особенно это заметно на железнодорожных станциях, где в день умирают десятками. Покойники на кладбищах лежат в очередях, ожидая похорон, а привозимых из больниц, без гробов, сваливают в кучи, где они лежат по несколько суток. …Плохо, жрать нечего, абсолютно нечего. У кого есть кое-что, проживает, отдает за крошки хлеба. Так, например, мы за зиму прожили 2 подворья, а за зиму ни разу не были сыты, а у кого ничего нет, тот обречен на голодную смерть. Охота на сусликов, собак – явление обыкновенное. Недавно приехала из Н-ской станицы… и рассказала, что две женщины (она называла их, но я забыл) убили отца и у них при обыске нашли человечье мясо, засоленное в кадушке, а жена Н. ела мясо своего умершего ребенка. Вообще на почве голода столько можно собрать материалов, что и бумаги не хватит».
«Дорогой Сергей Владимирович! Здесь голод. …Из наших в селе все умерли. Конюховы – все 11 человек. Включая Вашу любимую Свету. Морочко – все 8. Антонюки – все 8. С Николаем и Сергеем Сергеевичем. Все Черноусы, Макарьевы, Бобко, Слепневы. Из Токаревых остались только Мария Ивановна и Софья. У Толмачевых – один Василий Петрович. У Стефанских – остались две дочери, вчера умерла мать. У меня тоже все умерли, остался из 9 только я один. Поэтому Вам и отвечаю за отца. Он умер 19 августа. А мама с Лизой и Машей умерли втроем 16 августа, в один день. Я их сам хоронил, потому что отец не смог подняться. Все умерли, жизнь кончилась. Умерли здесь почти все, а кто еще не умер, тот все равно умрет. Я пишу Вам и плачу. Извините за смазанные строки. Я не знаю, что мне делать. Есть нечего. Три дня назад нашел в лесу гриб – это вся моя пища за неделю. Съедены все кошки и собаки. А крысы куда-то исчезли. Я съел ремни и ботинки, пытаюсь есть одежду из льна и кору деревьев. Больше ничего нет.
Меня тошнит плохой зеленой рвотой со вчерашнего дня, а потому я наверно тоже умру, хотя не хочу в это верить. Родных перед смертью тоже тошнило зеленым. Мы все умрем. Такова воля Божья. Молитесь за нас».
«Дорогой Всеволод Львович! Я знал, конечно, что голод обрел невиданный размах, но когда я приехал с продуктами к своим родителям в станицу Нечаевскую, то вообще никого там не нашел. Не только родителей и родственников, а вообще ни одного человека. Все или почти все вымерли и в соседних станицах. Пустые хаты, как будто Мамай прошел со своими татарами. Мне рассказали люди, еще живые (я отдал им все продукты), что здесь было много случаев трупоедства. Часто родители съедали трупы детей, которые быстрее всего умирали от голода. На них доносили и их расстреливали. Про мою станицу сказали, что там многие были трупоедами. Не хочу страшного думать о родных. Это мерзко, но и то, что тут происходило, выше всякого понимания. Съели все, что только походит на еду. На деревьях нет коры, ее содрали и съели. Я до сих пор не могу понять, как могла умереть с голоду вся моя родня, живя в таком богатейшем крае и без войны, без всяких природных катаклизмов. Мне казалось такое невозможным, когда я сюда ехал, а когда увидел все своими глазами, то стал думать по-другому. Вы спрашивали, как поживает моя станица. Так вот ее больше нет. Все умерли с голоду. Около 2000 человек. Все, кого я знал еще ребенком. Никого не осталось. Ни одного. Я не знаю, как жить. Все исчезло, ничего нет из того, что было мне Родиной. Пустые хаты, ни одного человека. Умерли все. Остался только я один».
Послесловие
В 1938 г. НКВД подводил результаты разгрома “антисоветского подполья” в БССР. Среди основных обвинений последнего — вредительство в области сельского хозяйства. Это дало возможность списать на врагов народа и вредителей и голод 1932—1934 гг. Согласно этому документу, только в Наровлянском районе за 1932—1933 годы от голода умерли до 1000 человек. Это фактически единственная цифра, которую удалось найти в архивных документах о количестве жертв на территории БССР инспирированного государством мора собственного народа. Учитывая, что точный учет умерших от голода в то время никто не вел, можно предположить, что и известия по Наровлянскому району неполные.
Трагедия заключалась в том, что власть голод не признавала, потому не могла идти речь и о спасении людей: нет голода — нет проблемы. Однако в порядке успокоения общественной мысли были расстреляны 10 руководителей Наркомата земледелия СССР, репрессировано значительное количество республиканских, областных, районных, сельсоветских и колхозных руководителей “за организацию голода в стране”.
Ирина РОМАНОВА http://news.tut.by/society/78380.html
Документы http://www.newsby.org/news/2008/09/15/text13595.htm
БУНТ В БОРИСОВЕ
7 апреля 1932 года в Борисове вспыхнул хлебный бунт. Взбудораженные женщины, ворвавшись в хлебные лавки, расхватали все буханки. Те, кто не смог войти в магазин, разметали груженные хлебом повозки.
Власть, надо сказать, сама спровоцировала такую реакцию: объявила об очередном сокращении продпайка. На 100 – 200 граммов хлеба каждому едоку – в зависимости от списка, к которому тот причислен. И самое главное – с довольствия полностью снимались дети.
Напомним: в СССР с 1928 года продукты выдавались строго по карточкам. Точнее, по «заборным документам», в соответствии с которыми советский народ делился на 4 группы. Во главе продовольственной «табели о рангах» стояли, как водится, управленцы и привилегированная часть пролетариата. Для них весной 1932 года полагалось 800 граммов хлеба в день и 4,4 килограмма мяса в месяц. Замыкали список дети и инвалиды с 200-граммовой нормой хлеба в сутки и полным отсутствием мясной доли.
И вот теперь детей оставили не только без мяса, но и без хлеба.
В следующую ночь хлеб предусмотрительно повезли в магазины на грузовиках. Но толпа вновь перехватила съедобный груз. Прибывшая милиция арестовала самых активных ораторов. Женщины тут же стали требовать их освобождения: “Голодные просят хлеба, а вы их сажаете”. Борисовчанки обратились к солдатам 7-го артполка, штаб которого размещался напротив милиции: “Защищайте рабочих, им не дают хлеба, сажают в тюрьму”. На помощь матерям пришли дети, начавшие дружно скандировать под окнами солдатских казарм: “Дайте хлеба и возможность учиться”.
Хронику бабьего бунта в Борисове подробно запечатлели чекисты – в совершенно секретном рапорте на имя секретаря ЦК КПБ(б) Николая Гикало.
Факт был действительно беспрецедентный: рабочие поддержали своих осерчавших жен, а красноармейцы поддержали рабочих. На сторону бунтарей едва не стал городской партактив – ситуацию с трудом переломили явившиеся на заседание работники ОГПУ.
Для расследования ЧП в Борисов прибыла парткомиссия из Минска. 14 апреля 1932 года Бюро ЦК КП(б)Б приняло постановление об усилении «большевистской бдительности к вылазкам классового врага», немедленно разосланное в райкомы республики. После прочтения его следовало вернуть в секретный отдел ЦК.
Благодаря случившемуся в Борисове бабьему бунту уважили всех детей СССР – с 9 апреля им вновь стали выдавать 200 граммов хлеба в день.
«ОТРЕЗАЛА НОГИ РЕБЕНКА И СВАРИЛА СО ЩАВЕЛЕМ»
8 июня 1933 года секретарь ЦК КП(б)Б Николай Гикало и председатель СНК БССР Николай Голодед снова получили совершенно секретное письмо. На этот раз – из Наровлянского района. На скверном белорусском языке низовые руководители жаловались на страшный голод в своем районе. «На гэтых днех (2 чэрвеня) меў мейсца з рада вон выходзячы факт: гр. в. Цiхiн (Акопскага сельсавету) Сiкорская ноччу зарэзала сваего 9-гадовага дзiцяцi. Частку унутраносьцей пасьпела поесьцi, назаўтра ўтопiла другога дзiцяцi i памерла сама ад iстошчэньня,» – привели жуткий пример наровлянские начальники. И слезно завершили послание: “Без сур”ёзнай дапамогi рэспублiканскага цэнтра абысьцiся не можам”.
Бедственное положение, как оказалось, и в соседнем Ельском районе, откуда свой рапорт прислали в Минск бдительные чекисты. В 200 семьях из 250 единоличных хозяйств дети и взрослые опухли от голода, за два месяца от истощения умерло 20 человек. “Единоличник хутора Редька Колодей Никита, дабы не видеть страданий голодной семьи, запер в хате жену и троих малолетних детей, заколотил наглухо двери и окна, после чего сам скрылся. Жена и двое детей Колодея уже умерли, один ребенок спасен соседями. В дер. Мелешковичи вдова Тихонова Ульяна на почве голода бросила 3 детей и ушла неизвестно куда”, – привели кошмарные примеры чекисты.
На Гомельщину из Минска выехала специальная комиссия для проверки фактов. 21 июня Бюро ЦК КП(б)Б записало в протоколе: в Ельском и Наровлянском районах мор затронул до 60 процентов населения. Народ ест не только “липовый лист, верас, мох и мякину”, но в некоторых хозяйствах – даже «кошек, собак и лошадиную падаль».
Столичные товарищи вынуждены признать и факт каннибализма: “В дер. Акопы… жена бедняка, ушедшего на работу в город, вернувшись домой и найдя мертвым своего ребенка Володю, отрезала ноги ребенка и сварила со щавелем. Щавель поела сама и накормила другого ребенка. На другой день умерла сама и другой ребенок”.
Помимо Наровлянского и Ельского районов голодомор поразил и Петриковский район. В каждый из них Минск решил отправить по 5 тонн муки. А также организовать госпитализацию дистрофиков и пункты общественного питания в крупных колхозах.
В Пуховичском районе “во многих колхозах района положение с недостатком хлеба создалось неважное , имеются случаи заболевания от голода, невыход на работу и т. д.”. В колхозе “Перамога” Минского района “колхозники в большинстве случаев питаются травой, которую варят и забеливают молоком.
За последнюю неделю имеются случаи опухания у отдельных колхозников ног, рук, лица, и во время работы валятся с ног . Среди колхозников царят упадническое настроение и паника. Ожидают смерти и просят разных лиц забрать у них детей и спасти их от голодной смерти”. О чрезвычайно тяжелом положении с питанием сообщали с Гомельщины: “Из 93 колхозов в районе примерно по 45 отсутствуют какие бы то ни было продукты питания как в колхозах, так и у самих колхозников. В колхозе “Вольная праца” умерли из-за отсутствия питания 4 человека, в колхозе “Воля” — 3 человека, в колхозе “Пески” — 2 чел., немалая часть уже заболела — опухают “.
Вот записка секретаря Мозырского райкома партии в июле 1933 года: “По причине отсутствия продуктов питания из своих хозяйств выехали неизвестно куда из Казимировского сельсовета 16 дворов единоличников и 4 из колхоза. Выявлены случаи болезни – опухли от недоедания 19 семей колхозников, которые питаются исключительно полевым щавелем и выпекаемой из листьев лепешкой. За май-июнь умерло от недоедания взрослых 16 человек, подростков – 1 и детей – 20…” Этот документ отправляли в Минск с грифом “Совершенно секретно”. Начальники не хотели гласности, однако проинформировать республиканское руководство были обязаны.
СВИДЕТЕЛЬСТВА ОЧЕВИДЦЕВ
Жильская П. Д. (1917 г. р., д. Слобода): “Был сильный голод. К нам шли украинцы. Хотелось им дать. А они нам одежду носили — “дайте вот хоть столечко хлеба”. Украинцы приходили и умирали под забором. Падали и умирали. В 1933 г. пришел голод, так отец опух и умер от голода. У матери был порок сердца, умерла. Нас осталось пятеро — младшему три месяца”
Буйновец В. А. (1924 г. р., д. Слобода): “Хлеба не было ни грамма. Голод был. Я помню, мне уже 9 лет было, а этот голод запомнил бы и трехлетний ребенок. Людей очень много умерло. Пухли сильно. Вот под забором сидит, а потом все. Самая страшная смерть от голода. Украинцы приезжали да меняли все. Привозили кофты, материал, меняли на хлеб. Голод там тоже был. Украинцы приходили, прямо под забором умирали”. О том, чем спасались от голода, вспоминают: “Пустой щавель ели, не было его чем забелить, ели пустой. Верабейчы щавель рвали и ели, он по полю растет. Картофли гнилые по полю собирали, толкли да (а) ладки пекли. По лесу ходили, траву собирали, толкли ее, блины пекли. Верас, такая трава есть. С нее цветы. Картошка прошлогодняя, она же уже погнила, крахмал этот. Не дай бог!” (Буйновец В. А. ).
Из письма, квалифицированного как антисоветское, в редакцию сенненской райгазеты “Камунар”: “Сами ходим голые, поели всю траву, липовый лист, брагу из Оболи и Янова, а с нас требуют молока, мясо. Не знаю, как передать, как вы издеваетесь над нами, писать есть чего да некому читать это: подумать, изгалили Украину — теперь принялись за Белоруссию и после смерть СТАЛИНУ, долой социализм”.
Надежда Филипповна.(г.п.Бобр Родилась она 16 апреля 1926 года). Нетрудно посчитать, сколько Надежде Филипповне лет. В семье было 7 детей. Отец работал на мельнице, а мама у евреев выполняла хозяйственную работу (по переписи населения в 30-х годах в Бобре насчитывалось 2000 жителей, больше половины из которых составляли евреи). «Отец наш был хорошим рыбаком. А в 1933 году на территории Беларуси был голод. Людям приходилось употреблять в пищу траву, но благодаря отцу мы не голодали. Он менял у евреев фунт рыбы (400 граммов) на фунт хлеба, муки, крупы. И таким образом, наша семья спасалась от страшного голода», – говорит Надежда Филипповна.
Милый дядя. К Таниным безотрадным словам я еще хотела бы добавить много безотрадного, но «боюсь, как бы гусей не раздразнить», да и вас не разочаровать, – ведь вы такой оптимист, верите в то, что достаточно быть здоровым и живым, а в остальном «всяк человек кузнец своего счастья». Ой, как мы раньше в это верили, а теперь ни-ни. Ты хочешь, а кто-то заставляет делать иначе. Тебе грустно, а велят радоваться и т.д. Но это еще пустое. А самое главное, у нас голод, люди мрут как мухи; хоронят их не единицами, а возами, в 50-60-70 человек сразу в одну яму. Где были ямы, мельница, лесопильные овраги – там новые могилы, зарытые на две четверти. Собаки разрывают и на этой почве бесятся. На этой неделе бешеные собаки искусали 13 человек. Лечить нечем. Ужас, ужас, ужас… Прожила день, ночь, слава Богу. Даже жить не хочется. Да простит Вас Бог. Простите за небрежность письма. Темно, керосина нет. Ваша Нина»
«Область сильно голодает, особенно северные округа. Сеять почти никто не собирался, так как семян нет: все было отобрано по продналогу. Весной власти из одной станицы посылали казаков в другую, иной раз верст за сто за получением семян, но, обыкновенно, прибывавшие туда не только никаких семян не находили, но встречали жителей, едущих за семенами чуть ли не в их станицу… Людоедство – факт, установленный даже в Новочеркасске, где продавали котлеты из человеческого мяса. Наблюдаются кошмарные сцены убийства матерями своих детей, чтобы не видеть их мучений, а затем самоубийства. Сообщающий знает два факта, когда в одном случае мать отравила всю семью, а в другом – задушила двенадцатилетнего сына. Смертность приняла громадные размеры, особенно это заметно на железнодорожных станциях, где в день умирают десятками. Покойники на кладбищах лежат в очередях, ожидая похорон, а привозимых из больниц, без гробов, сваливают в кучи, где они лежат по несколько суток. …Плохо, жрать нечего, абсолютно нечего. У кого есть кое-что, проживает, отдает за крошки хлеба. Так, например, мы за зиму прожили 2 подворья, а за зиму ни разу не были сыты, а у кого ничего нет, тот обречен на голодную смерть. Охота на сусликов, собак – явление обыкновенное. Недавно приехала из Н-ской станицы… и рассказала, что две женщины (она называла их, но я забыл) убили отца и у них при обыске нашли человечье мясо, засоленное в кадушке, а жена Н. ела мясо своего умершего ребенка. Вообще на почве голода столько можно собрать материалов, что и бумаги не хватит».
«Дорогой Сергей Владимирович! Здесь голод. …Из наших в селе все умерли. Конюховы – все 11 человек. Включая Вашу любимую Свету. Морочко – все 8. Антонюки – все 8. С Николаем и Сергеем Сергеевичем. Все Черноусы, Макарьевы, Бобко, Слепневы. Из Токаревых остались только Мария Ивановна и Софья. У Толмачевых – один Василий Петрович. У Стефанских – остались две дочери, вчера умерла мать. У меня тоже все умерли, остался из 9 только я один. Поэтому Вам и отвечаю за отца. Он умер 19 августа. А мама с Лизой и Машей умерли втроем 16 августа, в один день. Я их сам хоронил, потому что отец не смог подняться. Все умерли, жизнь кончилась. Умерли здесь почти все, а кто еще не умер, тот все равно умрет. Я пишу Вам и плачу. Извините за смазанные строки. Я не знаю, что мне делать. Есть нечего. Три дня назад нашел в лесу гриб – это вся моя пища за неделю. Съедены все кошки и собаки. А крысы куда-то исчезли. Я съел ремни и ботинки, пытаюсь есть одежду из льна и кору деревьев. Больше ничего нет.
Меня тошнит плохой зеленой рвотой со вчерашнего дня, а потому я наверно тоже умру, хотя не хочу в это верить. Родных перед смертью тоже тошнило зеленым. Мы все умрем. Такова воля Божья. Молитесь за нас».
«Дорогой Всеволод Львович! Я знал, конечно, что голод обрел невиданный размах, но когда я приехал с продуктами к своим родителям в станицу Нечаевскую, то вообще никого там не нашел. Не только родителей и родственников, а вообще ни одного человека. Все или почти все вымерли и в соседних станицах. Пустые хаты, как будто Мамай прошел со своими татарами. Мне рассказали люди, еще живые (я отдал им все продукты), что здесь было много случаев трупоедства. Часто родители съедали трупы детей, которые быстрее всего умирали от голода. На них доносили и их расстреливали. Про мою станицу сказали, что там многие были трупоедами. Не хочу страшного думать о родных. Это мерзко, но и то, что тут происходило, выше всякого понимания. Съели все, что только походит на еду. На деревьях нет коры, ее содрали и съели. Я до сих пор не могу понять, как могла умереть с голоду вся моя родня, живя в таком богатейшем крае и без войны, без всяких природных катаклизмов. Мне казалось такое невозможным, когда я сюда ехал, а когда увидел все своими глазами, то стал думать по-другому. Вы спрашивали, как поживает моя станица. Так вот ее больше нет. Все умерли с голоду. Около 2000 человек. Все, кого я знал еще ребенком. Никого не осталось. Ни одного. Я не знаю, как жить. Все исчезло, ничего нет из того, что было мне Родиной. Пустые хаты, ни одного человека. Умерли все. Остался только я один».
Послесловие
В 1938 г. НКВД подводил результаты разгрома “антисоветского подполья” в БССР. Среди основных обвинений последнего — вредительство в области сельского хозяйства. Это дало возможность списать на врагов народа и вредителей и голод 1932—1934 гг. Согласно этому документу, только в Наровлянском районе за 1932—1933 годы от голода умерли до 1000 человек. Это фактически единственная цифра, которую удалось найти в архивных документах о количестве жертв на территории БССР инспирированного государством мора собственного народа. Учитывая, что точный учет умерших от голода в то время никто не вел, можно предположить, что и известия по Наровлянскому району неполные.
Трагедия заключалась в том, что власть голод не признавала, потому не могла идти речь и о спасении людей: нет голода — нет проблемы. Однако в порядке успокоения общественной мысли были расстреляны 10 руководителей Наркомата земледелия СССР, репрессировано значительное количество республиканских, областных, районных, сельсоветских и колхозных руководителей “за организацию голода в стране”.
Ирина РОМАНОВА http://news.tut.by/society/78380.html
Документы http://www.newsby.org/news/2008/09/15/text13595.htm
Комментариев нет :
Отправить комментарий